КПРФ Северское отделение

Портреты декабристов
(из книги А.И. Гессена «Во глубине сибирских руд»
и воспоминаний участников восстания 14 декабря 1825 года)

Ум. Бескорыстие. Мужество. Смелость. Великодушие. Неподкупность. Это черты людей, встающих на защиту угнетаемых, это основные правила жизни людей, для которых осуществление на земле справедливости дороже собственного земного благополучия… Я хочу привести несколько описаний таких людей, воистину героев, на которых добрым сердцам стоит и следует равняться. Это декабристы, осуществившие первую организованную попытку сражения с привычным и принимаемым как должное насилием; это петрашевцы, продолжившие в 40-х годах девятнадцатого века дело декабристов…

ПОГОНЯ
Сухинов (Из воспоминаний Горбачевского о восстании Черниговского полка)
«Снег был глубок и вязок; Сухинов никак не мог выйти и уже думал, что тут и кончилось его предприятие при самом начале. Но солдаты Черниговского полка, увидя любимого ими офицера, с опасностью жизни бросились к нему на помощь и, вытащив его из снега, перенесли на другую сторону оврага. Тщетно гусары, стоя на краю пропасти, приказывали им схватить офицера и привести назад – солдаты не повиновались сему приказанию; переправив Сухинова, они воротились и сдались гусарам».
Несколько позже, благополучно скрывшийся от преследования Сухинов, имея возможность переправиться за границу, отказался от этой мысли, и вот какие причины побудили его к такому поступку.
«Горестно было расставание с родиною… я прощался с Россиею, как с родною матерью, плакал и беспрестанно бросал взоры свои назад, чтобы взглянуть еще раз на русскую землю. Когда я подошел к границе, мне было очень легко переправиться через Прут и быть вне опасности, но увидя перед собою реку, я остановился… Товарищи, обремененные цепями и брошенные в темницу, представились моему воображению… Какой-то внутренний голос говорил мне: ты будешь свободен, когда их жизнь пройдет среди бедствий и позора. Я чувствовал, что румянец покрыл мои щеки; лицо мое горело, я стыдился намерения спасти себя, я упрекал себя за то, что хочу быть свободным… И возвратился назад в Кишинев!.. Пробыв несколько дней в городе у прежнего своего хозяина, я снова намерился бежать. Опять на берегу Прута та же тяжесть расставанья с родиною, опять тот же упрек совести, и я опять возвратился снова в Кишинев.»
ПОСЛЕ АРЕСТА
«Когда Сухинов услышал слова «сослать в вечнокаторжную работу в Сибирь», то громко сказал: «И в Сибири есть солнце…»
*
Кузьмин (из мемуаров Горбачевского)
«Тут товарищи его увидели явно, что он, получивши рану во время сражения, не смотря на жестокую боль, скрывал ее, с намерением лишить себя жизни пистолетом, спрятанным в рукаве его шинели, и выжидал удобную минуту прибегнуть к роковой его помощи… Сила воли, твердость души были отличительными чертами его характера. Будучи столь же пылок и решителен, как Ипполит Муравьев, Кузьмин присовокупил к сему постоянство в стремлении к цели: ни время, ни препятствия не могли отвратить его от предпринятого им однажды намерения. «Свобода или смерть», - часто говаривал он с душевным движением, и смертию своею доказал, что чувствовал и говорил одно.»
ДЕКАБРИСТЫ НА КАТОРГЕ И В ССЫЛКЕ
Горбачевский (в Сибири)
«Горбачевский пишет М.А. Бестужеву, как радостно для него в его одинокой, заброшенной жизни общение с простым русским народом, с ссыльными.
«Что за народ любопытный, - пишет он, - оклеветанный, убитый, но люди умные, рассудительные, даже – скажу тебе странную вещь – люди очень добрые и честные. Многих из них я видел, говорил с ними, многим я был даже приятель; что они рассказывают – это поэзия…»
*
Михаил Сергеевич Лунин
«Свободный образ мыслей образовался во мне с тех пор, как я начал мыслить, к укоренению же оного способствовал естественный рассудок».
*
Вольф
«Слава об искусстве Вольфа быстро распространилась, и к нему стали приезжать за врачебными советами из Нерчинска, Кяхты, из соседних селений и даже из Иркутска… О бескорыстии Вольфа ходили легенды… «Бессребреник и целитель» звали его все, и бескорыстие тем более поражало, что он не имел никакого состояния и всегда жил очень скромно.»
*
«Сибирское население с грустью провожало декабристов. Память о них надолго сохранилась всюду, где они жили на поселении.
Несмотря на тяжелые условия существования, часто очень недоброжелательное к ним отношение со стороны местной злой и трусливой администрации, декабристы «столько сделали для Сибири, сколько сама она не сделала бы и в сто лет.»
«Настоящее житейское поприще наше, - писал декабрист Лунин, - началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили».
Особо надо упомянуть о ялуторовском кружке Якушкина, в котором участвовали Ентальцев, М.Муравьев-Апостол, Оболенский, Пущин и Тизенгаузен. Они много сделали для просвещения местного населения. И благодарную память о себе оставили…
Поведение декабристов, основанное на простых, но строгих нравственных правилах, на ясном понимании справедливого, честного и гуманного отношения к людям, не могло не оказать благотворного влияния на местное общество.
В Сибири никогда не было крепостного права, и потому сибирский крестьянин резко отличался по своему самостоятельному характеру от российского крестьянина. Для него декабрист не был «барином» в том смысле, в каком это понятие определялось в то время для крестьян в России.
Декабристы являлись живыми образцами и носителями подлинной культуры, и это поднимало их в глазах тех, кто с ними общался.
Все чувствовали себя с ними легко и просто.
Пример декабристов, не пренебрегавших никаким трудом, действовал на окружающих облагораживающе. Они подавали населению примеры рациональной хозяйственной деятельности, были лучшими наблюдателями и знатоками края, не тяготились никакими занятиями, обучали взрослых и детей чиновников и крестьян математике, физике, химии, механике, иностранным языкам.
Они поддерживали нуждавшихся добрым советом, оказывали материальную помощь, защищали от злоупотреблений местных властей. Самые матерые и закоренелые чиновники боялись декабристов.
Братья Бестужевы были ревностными пропагандистами ремесленного образования. Они приезжали в бурятские улусы и обучали кочевников ремеслам. Буряты часто приезжали к ним в Селенгинск, чтобы познакомиться с тем или иным ремеслом и приобрести определенные трудовые навыки.
Как братья к братьям, относились декабристы к местному населению.
Сибири декабристы предвещали великое будущее. «Сама природа, - писал А. Бестужев (Марлинский), - указала Сибири средства существования и ключи промышленные. Схороня в горах ее множество металлов и цветных камней, дав ей обилие вод и лесов, она явно дает знать, что Сибирь должна быть страной фабрик и заводов».
«Расставаясь с страною изгнания, - писал декабрист Розен, - с грустью вспоминал любимых товарищей-соузников и, благословляя их, благословлял страну, обещающую со временем быть не пугалищем, не местом и средством наказания, но вместилищем благоденствия в высшем значении слова. Провидение, быть может, назначило многих моих соизгнанников… быть основателями и устроителями лучшей будущности Сибири, которая, кроме золота и холодного металла и камня, кроме богатства вещественного, представит со временем драгоценнейшие сокровища для благоустроенной гражданственности.»
О том же писал Басаргин…»
*
И.Д. Якушкин
«Человек исключительной моральной чистоты и возвышенных взглядов, Якушкин пользовался среди всех знавших его большим уважением. В бытность студентом Московского университета он сблизился с П.Я. Чаадаевым..
Его близким товарищем по университету был А.С.Грибоедов, и с него автор «Горя от ума» писал образ Чацкого».
*
Нарышкины
«Обладая значительными средствами, Нарышкины много помогали и нуждавшимся обывателям, лечили их, приобретали лекарства, тяжелобольных посещали на дому. Особо нуждавшимся приносили пищу, одежду и деньги.
Население Кургана очень любило их. Люди, получавшие от Нарышкиных ту или иную помощь, в простоте своей часто говорили: «За что такие славные люди сосланы в Сибирь? Ведь они святые, и таких мы еще не видали.»
«Почти все городское население Кургана собралось в день отъезда декабристов в небольшом березовом лесу при выезде из города и провожало отъезжающих обедом с тостами и пожеланиями счастливого пути.»

*
Николай Бестужев
«Смерть Н. Бестужева все тяжело переживали, и местное население с грустью провожало его. Особенно любили его буряты, с которыми он на целые недели уходил охотиться в горы.
«Улан-Норок» - «красным солнышком», «истошником» (источником) ума, знаний и добра называли его буряты. «Нони (господин) такой простой и добрый», - говорили они и за много верст приезжали к нему часто из соседних улусов учиться грамоте и ремеслам…
«У него были, - писал Розен, - золотая голова, золотые руки и золотое сердце».
Лорер: «…Николай Бестужев был гениальным человеком, и, боже мой, чего он не знал, к чему не был способен! Он был хорошим моряком, писателем, художником, и в Сибири я с ним хорошо сошелся. Он не дождался прощения и там на поселении скончался, простудившись, переправляя одно бедное семейство через Байкал».
*
Выгодский в Нарыме (из книги А.И. Гессена):
«Он живет здесь в очень тяжелых условиях, впроголодь, и, являясь одним из немногих грамотных людей в нарымском захолустье, становится ходатаем по делам местной бедноты. Он пишет для них всякого рода просьбы и жалобы… вскрывает в них наглое самоуправство, взяточничество и насилия местных и томских чиновников. По словам Выгодского «чины – хапуги, чернильные гнусы, воры и бездельники», составившие целый «воровской завод… шайку» и отнимающие «у нищего последний кошель». Он изобличает их в том, что воры промышляют открыто, а чиновные взяточники и казнокрады прячутся за статьи и букву закона.»
Лорер так вспоминает сенаторов, присланных для ревизии:
«Оба ревизующие сенатора начали свое дело в Сибири как будто бы хорошо, разослали объявление, что присланы оказать помощь угнетенным, обиженным, приглашали всякого подавать просьбы, жалобы… Бедный народ думал вздохнуть – ничуть не бывало… Сенаторы забрали с собой кипы просьб, и увезли их в Петербург в полной уверенности, что сделали свое дело, а, между прочим, плуты-чиновники остались на своих местах, продолжая грабить и обижать народ; да в довершение всего пересекли всех, подававших какие бы то ни было жалобы и просьбы».
Об аракчеевских людях, сосланных за убийство, Лорер говорит: «Эти люди рассказывали нам такие ужасы про своего прежнего господина, что сердце, бывало, содрогается».
*
Об Одоевском
«Одоевский воспитывался с Грибоедовым и был его другом. Оба были поэты и сошлись одинаковыми вкусами, наклонностями и дарованием. Одоевский служил в конногвардейском полку и на 23-ем году жизни был сослан со мною в Сибирь в одной категории. Не ребячество, а любовь к отечеству и стремление на развалинах деспотизма, самого дурного, самого пагубного для общества, построить благо России! Но время еще не настало, Русь наша еще была слишком далека от сознания необходимости реформы вверху и в основании. Молодое увлечение увлекло Одоевского, подобно многим другим молодым людям, а сколько прекрасных людей бесчеловечная Следственная комиссия наша погубила? А все оттого, что составляющие ее наперерыв друг перед другом хотели выслужиться пред новым царем или получить денежные награды. Говорят, дело наше обошлось такими наградами правительству в несколько миллионов».
*
Назимов
«…делал добро на деле, а не на словах и был в полном смысле филантропом, готовым ежеминутно жертвовать собою для других. Все деньги, которые присылались ему из дома, он раздавал нуждающемуся товарищу и неимущим».
«Наши судьи-умники сослали Назимова в такую глушь, что фельдъегерь, везший его туда, чуть было не потерялся. Принуждены были воротиться в Иркутск…».
*
Лорер о «справедливости» царского суда: «Я убежден в том, что если бы у нас были адвокаты, то половина членов была бы оправдана и не была бы сослана в каторжную работу».
Николая Ивановича Лорера прекрасно характеризует его эпиграф к своим запискам:
«Надо писать вместе со своей совестью, перед лицом бога, в интересах человечества».
Из воспоминаний: «Если я чего-нибудь стою, этим я обязан прежде всего моему воспитанию и тем примерам правды, простоты и чести, которыми я был окружен с моего появления в мир до моего вступления в свет»;
«Пушкин где-то сказал: «Сколько высоких душ знал я, сколько знаю доселе! Они мирят человека с человечеством, как мирит природа человечество с его судьбою». Поверьте, если не все добро делают, то все добро знают, а это не безделица. Слова эти истинны и справедливы и служили к утешению моему в продолжение всей моей жизни».
В конце мемуаров: «Были минуты славные, было много поэзии, но больше было горя, тревог, лишений, и часто, очень часто душа изнемогала. Покровительство всеблагого провидения и рука всевышнего поддержали меня, и благодарю господа бога моего».
*
По возвращении в «свет» вернувшихся из Сибири (отрывок из книги Гессена): «Производивший секретное расследование по этому запросу генерал донес: «…Несмотря на столь продолжительное отчуждение от общества, при вступлении в него вновь, они не выказывают никаких странностей, ни уничижения, ни застенчивости, свободно вступают в разговор, рассуждают об общих интересах, которые, как видно, никогда не были им чужды, невзирая на их положение; словом сказать, 30-летнее их отсутствие ничем не выказывается, не наложило на них никакого особенного отпечатка, так что многие этому удивляются и, предполагая их встретить совсем другими людьми, частию убитыми, утратившими энергию, частию одичавшими, могут находить, что они лишнее себе позволяют».
*
Жены декабристов.
Александра Григорьевна Муравьева, Екатерина Ивановна Трубецкая, Марья Николаевна Волконская, Елизавета Петровна Нарышкина, Александра Ивановна Давыдова, Наталья Дмитриевна Фон-Визин, госпожа Анненкова, Анна Васильевна баронесса Розен, m-lle Dantu, госпожа Ентальцева. (Из воспоминаний Лорера) «…в продолжение всей нашей ссылки они постоянно были нашими ангелами-хранителями и первое время, когда нам не дозволялось писать самим, разделив нас между собой, занялись нашей корреспонденцией, уведомляя ежемесячно дорогих нашему сердцу в России».
«Все письма наших дам шли через комендантскую цензуру, потом их читали в Тобольске, и, наконец, распечатывали в 3-ем отделении два особых чиновника, к этому приставленные. К нам письма доставлялись тем же порядком. Газеты, книги, журналы – все тщательно осматривалось, и 3-е отделение, в это время под управлением Леонтия Васильевича Дубельта, совершенно заслуженно носило название русской инквизиции».
Сосланный после каторжных работ на Кавказ, Николай Иванович отмечает об организованной царем Николаем системе политического доноса: «Не было общественного места, не было гостиной, куда бы не вкрались шпионы, даже семейный очаг не был от них избавлен… Язва разлилась и в благородном военном звании; и в нем поселилась такая гнусная обязанность и направление».
И вот еще одна характеристика этого же времени: 1845 г. «Фурье, фурьерист, «Новый мир» тогда еще не пугал николаевской цензуры – через три с небольшим годом за это присуждали к смертной казни» (В.В.Каллаш).
П.А.Кузмин (из книги Егорова о петрашевцах): «…первые прибывающие в каждое публичное место лица, кроме лакеев, это шпионы… отличаются они от лакеев тем, что лакеи в вязаных перчатках и без шляпы, а шпионы в лайковых перчатках и со шляпами в руках. Я бывало нарочно приезжал поранее, чтобы видеть впуск шпионов…»
Петрашевцы были следующими за декабристами отчаянными вольнодумцами. В середине девятнадцатого века они изучали взгляды Фурье, Сен-Симона, Оуэна, разделяя идеи утопического социализма, уже начинали искать, нащупывать реальные пути воплощения в жизнь в то время еще глубоко фантастических идей.
Петрашевцы так же были сосланы в Сибирь. В книге Гессена есть такое описание арестованных: «Петрашевцы находились в очень печальном состоянии. Лишенные какой бы то ни было материальной помощи, голодные и холодные, они сидели в общеуголовной тюрьме.
Узнав об их приезде, жены декабристов сразу пришли им на помощь, и первой откликнулась Н.Д.Фонвизина. В особенно тяжелом состоянии она нашла Петрашевского – больного, истощенного, в кандалах…»
Среди петрашевцев был уже известный, хотя еще не очень прославленный писатель Федор Михайлович Достоевский, заплативший за прочтение письма Белинского к Гоголю на кружке четырьмя годами каторги.
«Находясь на каторге, и после, уже живя в Петербурге, Достоевский благодарно вспоминал теплое, внимательное и заботливое отношение жен декабристов к нему и ко всем петрашевцам. 22 февраля 1854 г. Он писал своему брату, М.М. Достоевскому: «Ссыльные старого времени, - т.е. не они, а жены их, - заботились об нас, как об родне. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самопожертвованием. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас…»
Первым осужденным петрашевцем называет Егоров М.Е. Салтыкова (Салтыков-Щедрин), чьи яркие в политическом отношении повести «Противоречие» (1847г.) и «Запутанное дело» (1848) послужили причиной отдачи автора под суд и высылки в Вятку в 1848г.
«…в социально-сословном отношении кружки петрашевцев представляли собой несравненно более широкие орагнизации, чем декабристские группы… Начинался переход от дворянского к новому этапу русского освободительного движения – к разночинному».
Сам Петрашевский утверждал, что золотой век «не позади, а впереди нас: не личность нужно приносить в жертву обществу, а самое общество должно быть организовано так, чтобы оно максимально удовлетворяло потребности отдельных лиц… Если же в современном обществе господствует зло, люди зависят один от другого, не равны по состояниям и по положению, между ними растет вражда, насилие, порок, то необходимо радикально «изменить формы организации» общества, человечество должно добровольно объединиться в коллективы, в ассоциации, создать общую собственность на орудия производства, материалы, на недвижимые ценности, и каждый будет получать свою долю дохода пропорционально «содействию, оказанному им в умножении общественного богатства».»
Так постепенно шлифовались мысли, оттачивались идеи. Потом была революция, затем –технократия. Техника значительно поглотила человечность, спрятала человека, оставила и обнажила в нем животное, слепо пожирающее плоды цивилизации; человечность стала высмеиваться, добросердечность воспеваться только в том случае, когда она обращается в глупость. Определенная покорность, определенное сочувствие, определенный бунт – все в рамках либерального закона, то есть до определенного предела… определенного – кем?
Наступило время царствующего эгоизма. Время тьмы: с приходом Горбачева в Россию вернулось увлечение собственностью, и новая борьба за собственность принесла победу Ельцину, обернувшись карой для России…
Удивительно, когда через двадцать дичайших лет, в течение которых общество оказалось разобщено и развращено, возвращаясь в прошлое, ты находишь в нем настоящих людей - их надежды, веру. Понимаешь, что это была искренняя вера в возможность счастливого будущего для миллионов людей, которые должны были быть его лишены. Они были бы лишены достойной, разумной и восхитительной жизни, если бы не пламенная надежда на счастье грядущих поколений других, борцов, осуществивших возможность иного - не слепо живущего мира.
Своей борьбой и самопожертвованием люди создавали СССР, и они добились чуда. Даже либералы с удовольствием вспоминают свою комсомольское прошлое, отняв у потомков шанс иметь такую же интересную и полную энтузиазма юность… и не намереваясь возвратить ее другим, следующим поколениям. За возвращение такой жизни, вдохновенной и полной любви не к вещам, но к людям, боремся мы. И среди нас есть достойные уважения и поклонения, богатыри и герои - как те, страдавшие, мечтавшие и верившие почти двести лет назад…
Декабристы
В.Ф. Раевский
«…когда он думал о том, почему пал в борьбе с самодержавием, он выразил свои мысли в письме к сестре: «Но, видно, не мне назначена жизнь, которую называют счастливой. Я не роптал, считаю детством и слабостью жаловаться на судьбу, - но иногда делаю запрос: чем заслужил я, какая вина лежит на мне, почему исключительно мне достался такой гнет? И вот ответ, который я делаю на все эти вопросы самому себе: «Ты родился слишком рано!»

Словно предшественник, на которого выпадает самый тяжелый груз…

Пестель Павел Иванович (повешен царем Николаем 1):
«…Породилась мысль, что революция, видно, не так дурна, как говорят»
«Имеет каждый век свою отличительную черту. Нынешний ознаменовывается революционными мыслями… Мне кажется, - говорил декабрист П.И. Пестель на следствии, - что главное стремление нынешнего века состоит в борьбе между массами народными и аристокрациями всякого рода, как на богатстве, так и на правах наследственных основанными…»

*
В.Н. Майков (петрашевцы): «…существование каст есть признак высшей степени неразвития общества»;

«во главе народа должны стоять отличающиеся от других не породой и не богатством, а личными достоинствами, образованностью, познаниями и опытностью в науке управления»;

«защитники конституции забывают, что человеческий характер заключается не в собственности, а в личности, и что признав политическую власть богатых над бедными, они защищают самую страшную деспотию!»
14 декабря 2008 г.


Алла, думаю не будет возражать, если я сюда ролик вставлю (Рыбовед):