КПРФ Северское отделение

Стремительно летит время. Меняется жизнь, духовный уклад людей.
И наша диссидентская фронда 60-70-х гг. кажется уже такой далёкой с её идиллиями о праве и свободе. Последние десятилетия порядочные люди пережили такие душевные муки, что диссидентская фронда на их фоне кажется радужным приключением. В своих сердцах мы оставили трагические следы 93-го, когда сотни защитников советской власти заживо, мученически сгорели в Белом Доме, защищая законную власть. Потом зловещие бомбёжки Грозного, Белграда, Багдада, Газы, унёсшие сотни тысяч людей. Эта кровь лежит и на диссидентстве, т.е. на всех, кто боролся с Советской властью.

Будь цел СССР – этой крови не было бы. В результате той диссидентской борьбы мы обрели кровавую насмешку над понятиями о гуманизме, справедливости, правах человека.

Нынче тюрьмы заполнены политзаключёнными. Властвующая клика пожизненно погребла Юрия Шутова за его критические книги. Дикий, 20-летний срок отпустили Игорю Губкину. А что творят с «лимоновцами» – нам, диссидентам, и в страшном сне не приснились бы: убивают, забивают насмерть битами, калечат, дают дикие сроки за пустяки: выброшенный из окна портрет Путина, несанкционированный митинг, растяжки. Сидят за свои коммунистические убеждения Игорь Данилов, Богдан Зинченко, Яковенко, около полусотни «лимоновцев».

С нами, «диссидентами», Советская власть так не обращалась. Во всяком случае, КГБ не расстреливало меня, как в Останкино в 93-ем расстреливали советских людей. И дачу мою не палили. Да, делали обыски. Ведь я имела отношение к подпольному изданию «Хроники текущих событий» – самому боевитому антисоветскому журналу. Но обыски в наших квартирах проводили так деликатно, что меня поражала культура офицеров КГБ. И какие они были все внешне красивые, как на подбор подтянутые, статные, в элегантных штатских костюмах – вовсе не чета теперешним шмаровозам, набранным на скорую руку, жирным, жадным, любителям денежек, а не идеи. Ну и кадры!

Нас, «диссидентов», в основном, сажали по политической 70-й статье (аналог 58-ой) и отправляли в самую комфортабельную Лефортовскую тюрьму. Не к уголовникам, как теперь безобразничают нынешние, называющие себя «чекистами». Даже гэкачепистов, которые занимали высокие государственные посты, Ельцин оправил в грязную, прогнившую от уголовщины Матросскую Тишину. Сверхцинизм!

Нет! Нас, «диссидентов», помещали в Лефортово, где двухместные камеры, хорошее питание, прекрасная, лучшая в стране библиотека. Корреспонденцию к нам и от нас великодушно передавали даже в период следствия, когда было это не положено. А после разгрома оппозиции в 93-м я каждую неделю писала письма поддержки нашим Героям Октября генералу Макашову, Руцкому, Хасбулатову, Терехову, Анпилову. Мы группами сходились в определённый час около Лефортово и дружно скандировали их имена, чтобы поддержать узников.
Потом при встрече я спросила Руцкого:
– Александр Владимирович, Вы получали письма с воли?
– Ни одного, – был ответ.

Вспомнился 74-й год. Сидит в Лефортово мой друг Валерий Сендеров под следствием, а письма душевной поддержки получил все. Двадцать лет спустя уже при демократическом режиме схватили моего товарища за расклейку антиельцинских листовок на московских улицах. Сразу в Матросскую Тишину. Людоедски избили, приковали наручниками к батарее, парень объявил голодовку, еле живой остался. И это обращение с «политическими»? В самом страшном «диссидентском» сне такое не снилось. Среди уголовников держит нынешний режим Игоря Губкина, журналиста Бориса Стомахина за его репортажи против бойни в Чечне, Данилова. А ведь нынешние уголовники не чета прежним, у которых были хоть какие-то проблески человечности, какая-то мораль. Теперь это – подобие неандертальцев, сущая преисподняя. И вот среди них – самые нравственные, самые духовные люди общества. Продолжая царскую традицию, советская власть не занималась подобным душегубством оппонентов.

В лагерь меня везли в отдельном купе, а рядом – отсеки кишели уголовниками. Ехала, как барыня, нигде нас, политических, с этой эксцентричной публикой не смешивали.
Мне трудно сейчас привыкнуть жить без приветливого «здрасти» соседки, которое уже с утра настраивало душу на доброе, мирное. Жизнь протекала в высоких рамках нравственного гуманизма. Телевидение, кино, литература воспитывали в народе нравственные оценки действительности, заключённых выводили на погрузку в вагоны, когда смеркалось, когда встречных на улицах уже не было. А советские люди, увидев заключённых, начинали кидать нам булки, сигареты, даже варежки с шарфами. Конвой не огрызался, тоже были людьми. А какие лица были у людей, бросающих нам «подмогу»! Ни один художник не смог бы выразить на холсте это сокровище души советского народа.
Помню, привезли меня ночным этапом в Казанскую тюрьму. Тихо. Все спят. Сдали дежурному. Тут же появилась бабуся с кухни. Принесла горячий наваристый суп: «Поешь, голодненькая». А ведь можно было бы дождаться утра. Но тут же отвели в горячую баню. Потеряла расчёску – подарили роговый гребешок.

В Мордовском политлагере наша женская бригада работала на сельскохозяйственных работах. Кстати, никто в лагере не сидел за «слово» или «анекдот», как брешут теперешние властители дум. Сидели 25-летницы за сотрудничество с нацистами, религиозники-тихонианцы, проклинающие Советскую власть, рвущие советские паспорта и опять возвращающиеся в лагерь. Было много «свидетелей» Иеговы с Украины, сидела любовница поэта Пастернака Ольга Ивинская с дочкой за валютные махинации с «нобелевской» премией. Сидело немало диссидентов – девушек из Литвы. Одним словом, все за дело.

За забором работали мужчины. В 60-е годы там сидели из Ленинградского ун-та: группа Краснопевцева, группа Трофимова.
Интеллектуальные идеалисты-мечтатели, желающие облагодетельствовать человечество, не понявшие, что итогом их деятельности будет дичайшая ложь и лютая ненависть к человеку. А когда мужчины через забор флиртовали с нами, бросали нам букетики цветов с записочками. Мне постоянно бросал букетики некий капитан дальнего плавания. Уж не знаю, за что его посадили, что он натворил в нездешних краях, но видела его издали. Стройный, красивый. Запомнила навсегда.

Прежде казалось, что это был худший период в моей жизни, но каким он кажется нынче радужным на фоне нынешней пенитенциарной системы, и вообще дьявольской жизни. Пропасть неслыханную мы перешагнули после того, как вооружились буржуазным политическим скудоумием и извращённым восприятием всей нормальной системы вещей, всех критериев о добре, солидарности, человеколюбии. Однако на людском помрачении и озлоблении нельзя строить жизнь. С нами случилась великая человеческая трагедия! И если не пробудятся импульсы гуманизма и справедливости, как ныне в Латинской Америке, пока меньшинство будет паразитировать на большинстве, а общество по-прежнему будет терять духовное и человеческое достоинство, мы придём к беспощадной развязке, предначертанной жалким роком.

Аделя НАЙДЁНОВИЧ

«За СССР» № 5 (160), 2009 г.