КПРФ Северское отделение

Сто российских журналистов приняли участие в пресс-конференции президента Республики Беларусь
А.Г. Лукашенко (1.10.2010)

Альберт Адоев, «Калининградская правда»: Александр Григорьевич, я здесь представляю единственный в России регион, из которого в Беларусь попасть не так просто. Если не считать воздушного сообщения. Мы в огромной степени зависим от транзита, который проходит в том числе и по территории Беларуси. С каждым очередным обострением взаимного непонимания между руководствами наших стран нас в Калининграде пугают: Лукашенко перекроет газ, Лукашенко перекроет электроэнергию, чуть ли даже не железнодорожное сообщение. Скажите, чего калининградцам ждать от Лукашенко?
А.Г. Лукашенко: Знаете, очень не нравилось вашим руководителям, когда я говорил, что Калининград – это наш Калининград. В своё время в советские времена была идея присоединения Калининграда к Беларуси. Присоединяли – не присоединили. Но за Калининградскую область в плане удовлетворения потребностей, которые они там не смогли удовлетворить, отвечала Беларусь. Это во-первых. Во-вторых, там немало живёт белорусов. Этнических белорусов. В-третьих, если вы считаете себя, свою территорию небелорусской, простите меня за это, я скажу, что это не меньше белорусская территория, чем российская. Это моя точка зрения. И последнее, вы никогда с моей стороны не видели плохого отношения к калининградцам. Даже при Анатолии Чубайсе, когда он возглавлял РАО «ЕЭС».
Калининградскую ТЭЦ вам построили «под ключ» белорусы. Чубайс согласился. Он приехал принимать и говорит: «Да вы что, неужели это белорусы построили?» То есть у вас нет оснований меня упрекнуть, что я плохо где-то относился к калининградцам.
Были случаи, когда возникла ситуация, помните, с литовцами, поляками, трудно было там переезжать и прочее. Первые авиарейсы, организовывал «плохой» Лукашенко. Мы перебрасывали вас в Минск, а потом – в Москву. Потом – по железной дороге. И был случай, когда литовцы не пропустили железнодорожный состав в Калининград. И люди на рельсах остались. К вечеру эти люди были обеспечены жильём, питанием и всем необходимым.
Поэтому у вас нет оснований сегодня ждать от меня другого. Вот во всеуслышание вам говорю: если калининградцам нужно будет, я ведь понимаю, что вы отрезаны от России, мы у себя снимем, а вам отдадим. Поэтому, если вас пугают Лукашенко, вы им передайте, что при Лукашенко вы никогда от Беларуси не страдали и страдать не будете. У нас были прекрасные с вами отношения. Моим другом был военный человек из Балтфлота, губернатор Егоров. Пришёл Боос, у нас с ним прекрасные были отношения. Сейчас вы решили поменять губернатора, пришёл новый, поверьте, он никуда не денется от того, чтобы выстроить с нами хорошие отношения.
Пока вы достучитесь до Москвы, в Минске вы уже всё получите. Я вам это говорю честно и откровенно. Потому что всегда было так. Поэтому не ждите от нас, простите меня, по-народному скажу, подлянки...

Георгий Кузнецов, газета «Восточно-Сибирская правда»: Александр Григорьевич, мне очень приятно было слышать ваши слова о лесе. Я живу на берегу Байкала. В тайге. Для сравнения: у вас около 10 миллионов гектаров покрыто лесом, в Иркутской области – более 60 миллионов.
Но сейчас ситуация очень тревожная. С 2000 года указом президента была ликвидирована самостоятельность федеральной лесной службы. И тут же был ликвидирован государственный комитет по охране окружающей среды. Таким образом государственная система охраны природы в России была просто обрушена. У нас принято совершенно скандальное постановление премьер-министром, которое разрешает сбрасывать в Байкал стоки. Принят новый Лесной кодекс. Он нацелен не на выращивание, не на сохранение леса. Он направлен исключительно на то, чтобы легче было его рубить. А вы ежегодно восстанавливаете в 6 раз больше леса, чем у нас в Иркутской области.
Вот я хочу, чтобы как президент и как человек вы сказали о вашем отношении к лесу.
А.Г. Лукашенко: Самый-самый важный вопрос как для человека и президента. У меня особое отношение к природе. Я вырос на природе. Из леса кормилось тогда население. Это после войны было, 60-е годы. Лес для меня – это всё. И вот приезжаю в деревню – я недавно был в своей деревне, и я поехал в лес. Первый раз я заехал летом – ужас. Ужас! Там захламлённость была жуткая. Я не узнал того леса.
Ну, конечно, вырос этот лес за 30 лет, что я там не был. Но такого хлама я не видел. И я задаю вопрос губернатору: что у вас происходит? Он говорит: всё сделали. И я поехал смотреть.
Да, действительно. Сделали лес таким, каким он должен быть. А теперь начинайте отсюда по всей стране делать такие леса...
Я знаю ваши проблемы. У нас тоже была эта проблема лет 10–12 тому назад. У нас рубили кругляком, вместе с россиянами в обнимку вывозили лес.
Кругляком у нас сегодня ничего не вывозится. За исключением балансовой древесины. Мы модернизировали деревоперерабатывающие предприятия. Сейчас завод построим по производству бытовой и газетной бумаги. Нам надо 25 миллионов кубов леса вырубать. Мебельную промышленность сейчас активизируем. Она у нас неплохая. Но мы её расширяем. Ведь пропадает же древесина. Но категорически запрещено вывозить кругляком. Почему мы должны кормить немцев, поляков, французов, Великобританию? Почему? Перерабатывает, строит дома. Построили много заводов, которые производят готовые дома. У нас программа «Возрождение села» – надо очень много, тысячи домов. Мы предложили, кстати, погорельцам вашим построить несколько деревень в течение одного месяца. Не согласились. Наверное, у нас слишком низкая цена.
Мы очень далеко в этом отношении продвинулись. Но к лесу отношение трепетное. И прежде всего у меня лично. Потому что я знаю, что такое лес. Что касается природы вообще... Наверное, только в одной стране, только у нас создана инспекция при президенте по охране животного и растительного мира.
У нас разбой был. Я знаю, что такое рыбалка и рыба... Кошмар был! Создал инспекцию. Сегодня вот я на Припяти часто бываю, там сегодня, если палец в речку сунешь, может сом откусить. Там столько сегодня рыбы! И мы не запрещаем ловить. И ваши люди приезжают: кто охотиться, кто рыбу ловить. Заплати за билет, садись и лови. Мы не запрещаем, но мы всё привели в порядок.
Знаете, позавчера был разговор с обычными людьми, нашими белорусами, на эту тему. Они мне говорят: когда появилась инспекция, люди в больших погонах, милиционеры, КГБ, МВД, судьи, прокуроры перестали ходить на рыбалку – вот рыба и живёт. Это очень мудро – простые люди сказали. Потому что весь разбой был от власти. Сейчас это очень опасно. Иди лови, но заплати.
Разбоя в лесу и на реках быть не должно! Это наше достояние...
Эту нашу уникальную природу мы не уничтожили. Беловежская Пуща, Браславские озёра, Припятский заповедник, Березинский заповедник... Все эти парки непосредственно подчинены Управлению делами президента. Специально взял под крыло, под охрану. Чтобы не было разбоя. И наказываем за него жесточайшим образом.
Это надо сохранить. Это большие деньги завтра. Потому что, вы знаете: Европа загажена полностью. Европейская часть России тоже не задыхается от кислорода. Это у вас там ещё есть чистота, порядок. А в европейской части всего хватает. Когда Москва горела, я как раз занимался темой туризма. Я проехал по Нарочи, Браславским озёрам, там, где мы туристические направления развиваем. И меня везде толпа людей встречает. Подхожу. «Вы чего?» – спрашиваю. «Александр Григорьевич, мы из Москвы, из Питера. Мы хотели вас попросить. У нас вот путевки заканчиваются, а Москва горит. Не отправляйте нас туда». Дышать, говорят, нечем. У директора спрашиваю, он отвечает: «Завтра люди новые заезжают. Куплены места здесь». Я говорю: «В коридоре ставь кровати, но людей не выгоняй». И они ещё месяц жили. Я дал команду, чтобы ни одного москвича не отправляли, даже если закончилась путёвка.
И вот тогда я иду – там, в Витебской области, тоже жарища. На севере нашем 37 градусов. И думаю: «Какое счастье, что мы вот это всё сохранили!» Вот она – вода, вот лес, вот эта природа. Это великое дело.
Посмотрите на Минск. Он что, на Москву похож? Центр Европы. Вы что думаете, сюда не хотят приехать и построить небоскрёбы, какие-то башни, «стекляшки»? Хотят. Но вот был бы здесь мэр Минска, он бы сказал, какая здесь политика. Сносим что-то в центре Минска или там, где спальных районов много, и строим парки. Там по нескольку десятков тысяч человек проживает.
Вот недавно Комсомольское озеро привели в порядок. Не знаю, были вы там или нет? Фонтан сделан. А его никогда не чистили. Мы вычистили всё. Зачем? А рядом огромный спальный район. Людям нужна чистая вода. Это фактически из бассейна питьевой воды мы перебрасываем сюда воду. Ну пусть люди с детьми на эту травку приходят. Трасса вблизи, где я постоянно езжу в резиденцию городскую и из неё. Лежат дети маленькие, женщины, мужики, девчонки – ногами мне только машут. Люди отдыхают в центре города. Что в этом плохого? Это же прекрасно.
Мы, кстати, не перенаселяем Минск. Вот сейчас принято мной решение, что, сколько есть населения в Минске, столько достаточно. Не надо в Минске всё строить. Зачем мы стягиваем трудовые ресурсы только в Минск? Уже 20 процентов трудовых ресурсов здесь. Сейчас строим спутники Минска. Города за 15, 20, 30 километров от столицы. Чтобы можно было просто приехать человеку на работу, если он хочет. Строим другие малые города. Программа возрождения села работает. У нас полторы тысячи агрогородков построено за 7 лет. Может, были вы в каком-то агрогородке, видели. Ну дошлифуем мы их за 2 года. Но там уже гордо люди живут. Там есть всё необходимое, начиная с детского садика и заканчивая тёплой водичкой в любое время года. А иначе как?
И все это в мире и согласии с природой.
Вот в следующий тур надо просто отвезти российских журналистов в Беловежскую Пущу. Чтобы вы увидели, как мы сохранили этот лес. Вы увидите то, чего даже на Байкале не видели и в Забайкалье. Вековой лес! Мне пришлось недавно, у меня есть такое увлечение, рубить дрова. Нагрузка самая тяжёлая. Даже тяжелее, чем косить. И вот мы приехали туда, и директор говорит: «Александр Григорьевич, недавно пришлось спилить сосну. Ей 450 лет. Начали её распиливать бензопилой. И на высоте где-то метров 15–20 находим дупло. Когда сосне было 200 лет, это 250 лет назад, человек бортничеством занимался. Вырубил это дупло, чтобы пчел туда поселить». Ну я пилю дальше, а он, ой, стойте, кричит. Я говорю: чего ты? Вы же посмотрите, что это! Это же достояние музейное. И начал мне рассказывать. Он молодец, разбирается в этом. Ну что, мы отпилили и в музей отвезли. Мало того, что президент распилил, так ещё и 250 лет тому назад это вот дупло было сделано. И вот приедешь в эту Беловежскую Пущу – ходишь, радуешься. Скажу вам откровенно, я никогда в руки не взял ружьё, будучи президентом. Никогда. Надо планово отстреливать животных, а я говорю: нет. Вы, пожалуйста, сами. Чтобы не было излишков – отстреливайте. Но я никогда с ружьём в Беловежскую Пущу, в парк или в лес не заходил. Какое у тебя будет отношение, такое будет у подчинённых. И это всё передаётся людям...
Это не только моё личное отношение, у нас такое отношение и у людей. Всякое, конечно, бывает. Но разбоя нет. Потому что мы не разрушили систему, которая была. Мы её усовершенствовали. Знаете, в чём, насколько я понимаю, ваш недостаток? Не надо было в аренду отдавать лес. Это хуже, чем собственность. Ну что такое арендатор? Это не его. Выпилил, вывез, продал, не заплатил ничего государству, а потом лучше пусть оно подожжётся, пусть сгорит, всё спишется. Аренда – это же хуже, чем государственная собственность. Ладно бы уже частнику отдали и со всей ответственностью спросили.
И знаете, я много слышал, что надо законы принять. Возродить федеральный надзор и прочее. Ну и что? Ну возродили федеральный там надзор, службу и что? В стране должен быть порядок, понимаете? Ибо будет, как эта девушка сказала: закон есть, но его никто не соблюдает. Из Москвы всё не проконтролируешь в губерниях России. И надо дать право по-настоящему хозяйствовать. Это и ценообразование, и планы, и доведение заданий, и прочее. Чего мы этого боимся? Японцы несколько десятков тысяч планов сегодня составляют. Восстанавливать надо лес. Рубят – восстанови, ураган прошёлся – восстанови.
Поэтому, если вы примете только закон и от одной системы перейдёте к другой, уже в ближайшие 5–6 лет увидите, что это не даст эффекта. Если в целом не будет порядка в стране.

Голос: Александр Григорьевич, в этой поездке мы увидели такое идеальное государство, где предприятия процветают, улицы чистые, власть понимает людей, нет преступности. Как нам сказали, на всю Минскую область всего 9 наркоманов. Но не является ли это такой глянцевой стороной нашей поездки? Какие всё-таки проблемы есть в вашей стране, если не касаться внешней политики?
А.Г. Лукашенко: Вы знаете, если вам так сказали, – это враньё. И наркоманы у нас есть... Есть. Всё есть. И не 9 человек. А я уверен, что больше тысячи по стране. Поэтому если вам сказали, что 9 человек – это полное враньё. Но, может, у них зарегистрированы какие-то там больные 9 человек. Хотя я вот не знаю. Мы можем сейчас запросить информацию, сколько у нас зарегистрировано официально.
Хочу вам прямо сказать: у нас не идеальное государство. Наше государство не может быть идеальным, потому что оно не может себя самоизолировать, даже в хорошем смысле слова. Как мы можем защититься от этого?
Рядом – Россия. Через Россию идёт поток всей этой гадости, начиная с Афганистана. Разворошили там всё в Азии. И этот поток, мы же когда на ОКДБ собираемся, всегда первый вопрос о нём. Ну как мы можем от этого быть застрахованы?
Страшная проблема – пьянство. Ну как мы можем меньше пить, чем россияне? Один народ: пьём так же, как и вы. Пожёстче немножко на производстве спрашиваем, может быть, за это пьянство.
На улице мимо пьяного никто не пройдёт. Я имею в виду милиционер или даже прохожие. Могут голову отвернуть в парке или куда-нибудь сбросить, если ты пьяный идёшь и цепляешь кого-то плечом. То есть нетерпимость эта есть. Но пьём не меньше вас.
Поэтому если вам сказали, что у нас не пьют, ерунда это всё. Пьют. Пива меньше, правда, на человека выпиваем. Была поставлена задача, чтоб догнать Россию по потреблению на брата пива и чуть-чуть понизить крепких спиртных. Потом мне говорят: да нет, это тоже плохо. Так я уже не знаю, что теперь делать.
Что касается глянца. Я не думаю, что вас возили и показывали вам самое-самое... Но вы имейте в виду, что у нас плохого хватает. Но это совершенно не то, что, допустим, я недавно в Евросоюзе увидел, когда полетел в Вильнюс. На вертолёте. Знаю хорошо эти земли.
Там была высочайшая культура. Теперь всё бурьяном заросло. Вы знаете, у нас такое если где-то и есть, то чуть-чуть. То, что мы взялись за деревню, это факт. Года два назад, в первый год президентства Медведева, мы из Бреста ехали в Беловежскую Пущу. И вот он сидит и смотрит, вместе сидим в автомобиле, говорит: как я тебе завидую, такой урожай! А хлеба хорошие! И потом Гродненская, Брестская области, сейчас уже даже Могилёвская область, считайте, российская область, где я прожил своё детство, она уже больше миллиона тонн получает хлеба. Беларусь у нас – вообще зона критического земледелия, чтобы вы знали. Это не Краснодарский край.
И он говорит: как я вам завидую, как этого достичь? Я ему начинаю говорить одно – нет, у нас это невозможно; начинаю ещё ему что-то там говорить – нет, это невозможно. Деревня спилась, и неизвестно, как сейчас вытащить деревню. То есть он сравнивал реалии российские, он нацпроекты возглавлял в правительстве. А я ему начинаю советы давать исходя из нашей действительности. Нет, это нам не подходит, нет, это уже тяжело сделать. Я вижу, насколько он озабочен этим, и приводит в пример то, что он видел в Беларуси. Поэтому да, видели, наверное, лучшее. Я смотрю по вашей программе. В Дзержинске были. Там птицефабрика полрайона земель забрала. В идеальном состоянии Дзержинский район.
Я когда-то давно был там на птицефабрике, министром забрали оттуда мы человека, а сейчас он работает губернатором на западе. Он сделал нормальное предприятие. У нас очень много таких предприятий, притом они когда-то были безнадёжными. Вот у меня на родине. Я никогда не думал, что там может быть нормальное предприятие. Национальный банк забрал его, и всё. Теперь ко мне только и приходят пожаловаться, что мало земли стало. Наверное, уже четверть района забрали. Но 75 центнеров с гектара в этом неблагоприятном году собрали. Построили там комплекс, датский вариант.
Очередь за мясом. Там самое лучшее мясо. Мы его распределяем, как в советские времена, по детским садам пока, с этих комплексов. Людей как подменили. Ну они там получают 900 долларов в месяц. Не говоря уже, что молоко им дают, мясо по дешёвке, как положено. Доярка получает 900 долларов в месяц. Она на ферму никого не пускает, не надо никакого контроля. Было 70 человек на ферме, осталось 23. То есть вот то, что вы видите, у нас это не самое, может, даже лучшее. Но образцы хорошие, есть еще и лучше. У нас есть ещё где и плохо, но у нас нет бардака. Самое главное для любого государства – нащупать тот путь, по которому ты должен прийти к этим результатам. Мы знаем этот путь. От возделывания картофеля и заканчивая социальным развитием села в целом, мы это знаем. Поэтому вы должны иметь в виду, что это не специально к вашему приезду мы создали эти образцы. Это действует давно, работает, это реальность в нашем государстве...
Мы стремимся к тому, чтобы это у нас была справедливость в обществе и порядок во всём. Искренность. Всюду человеческое отношение должно быть. Согласитесь, это и не только простого человека, но даже и вас, людей элиты, больше всего волнует. Если нет порядка, безопасности не будет. Поэтому я считаю, что это главное, что я должен сделать для человека. Мы, знаете, много можем рассуждать с вами на своём уровне – на уровне министров, журналистов. Мы люди вроде бы, так сказать, самодостаточные, обеспеченные, можем говорить и о демократии и можем говорить там о правах и так далее. Но человеку надо сначала земное дать, дать возможность ему жить нормально, работать... И у нас были времена, когда трудно было во многих семьях. Но тогда президент, видя это, дал команду три раза в день кормить детей в школе. Мне говорят: расходы большие и прочее. Я говорю: вы имейте в виду, что мы живём в других реалиях. У президента нет проблемы накормить малыша, а в иной семье есть. Лет десять тому назад была. Но в школу, в детский сад придя, я буду твёрдо знать, что до 18 лет он три раза в день будет накормлен. И мы кормили. Эта традиция осталась. И сейчас кормим. То есть вот государство, я считаю, исходить прежде всего из этого должно. Чтобы было нормально людям.
А бездельникам, а пьяницам, бомжам, которые работать не хотят, что сделать? Мы недавно приняли очень жёсткое законодательство по бездомным, брошенным детям. У нас около 30 тысяч, по-моему, в детских домах и приёмных семьях. (Было – 32, сейчас – 25 тысяч.) Это немного. Но 25 тысяч есть. И мы очень жёстко ведём политику. Даже если семья не бросила ребёнка, но приходят специальные службы и смотрят, что ты не можешь обеспечить ребенка и воспитать, мы всё делаем, чтобы изъять из семьи ребёнка. Я это видел, работая руководителем на селе. Я видел, когда я заходил в семью, где пятеро детей, – до сих пор перед глазами это стоит. Понимаете, макароны, которые уже, наверное, неделю назад приготовили, они разогревались и пригорели к сковороде, и они ручонками царапают эти макароны. Разве такая семья нормальных детей воспитает? Бросят этих детей, сами пьют где-то, соседи смотрят. У нас народ, знаете, такой – белорусы истинные: сосед не бросит ребенка. Забираем детей, а тебя на принудительную работу.
Иди и заработай 150 тысяч и заплати за того ребёнка, которого ты родила. Не работаешь – пойдёшь в лагерь.
Да, жёстко, но мы как-то должны хотя бы затраты компенсировать. Заставить людей думать, практику прививать, как в Италии. Там нет ни одного брошенного ребенка. И нас просят: дайте нам детей из Беларуси на воспитание. Я говорю: «Может быть, и дадим». Потому что у нас нет такой практики вывозить детей в Италию, в Америку или ещё куда-то. Давайте список, кого вы хотите взять и кто гарантии даёт, – Папа Римский, второе после него лицо или Берлускони. Присылают гарантии. Под эти гарантии наше посольство берёт на контроль каждого, и посол (у нас договор с ними) приезжать может в любое время. Приедет, посмотрит, как этот ребёнок обеспечен.
Но это очень редко. Нас упрекают, что мы своих детей не отдаём за границу. Мы насмотрелись, у нас один уже был случай. За всю мою практику – один случай, когда обидели белорусского ребёнка за границей. Ну и потом, это унизительно для любой страны, когда она не может обеспечить своих детей, и они потоком едут туда, а над ними там издеваются.
И последнее, что мы в этом плане делаем: поставили задачу закрыть все детские дома. Ну, может, 2–3 останется. А детей переселяем в отдельные особняки, где муж и жена. Дома семейного типа, так они называются.
Я недавно деревню такую открывал, помогают там и россияне нам. Банкиры помогли её построить. И таких деревень много. Допустим, 15 особняков, по 7–10 детей в одном доме. Родители берут, у них двое-трое своих и 7 приёмных. Мы им даём особняк на 10 детей, платим матери и отцу за воспитание, это их основная работа. Ну отец, правда, ещё где-то работает, и они получают деньги. Содержат 10 детей.
У нас в детском доме в среднем 120–150 детей. 10 особняков – и полностью освобождаем детский дом. И останутся, мы просчитали, 2–3 детских дома. Там, увы, дети такие, которых никто не возьмёт. Поэтому нам придётся из 15–20 этих детских домов оставить только несколько.
И в будущей пятилетке мы полностью решим эту проблему. Даже раньше решим. И это великое дело...
Государство надо оценивать по тому, как в нём относятся к старикам и к детям.
Что мы сделали по старикам? Это была большая проблема, особенно на селе. Кто-то в Россию уехал и забыл, что у него есть родители где-то далеко. Простые люди – им-то и приехать огромные деньги нужны. У кого нет вообще детей. И вот таких стариков было очень много. Когда мы начали реформу здравоохранения, у нас была оптимизирована сеть больниц и ФАПов.
Участковых больниц на селе и в районе обычно было две (в маленьком районе). Одна участковая больница освобождается. Как-то думали, думали, что её закрывать? Эти больницы мы переориентировали в больницы сестринского ухода. То есть у этих стариков весна–лето нормально, у них есть свой домик, где они живут. Но осенью и зимой у них нет возможности и сил печку протопить. Если ухаживать за ними надо, мы их собираем в эту больницу, переоборудовав её под гостиницу. Там врачи есть и медсёстры. Этой больнице они платят половину пенсии своей. Половину им просто некуда расходовать, она у них остаётся... Практически по всей стране введена эта практика. И нет брошенных стариков. А ведь это проблема. У меня мать 85 лет. Она ходит, нормально передвигается, а многие вообще передвигаться не могут.
Вот я вам эпизод по детям рассказал, эпизод по старикам. Это же всё будет транслироваться в Беларуси. Может быть, мне скажут, что не везде это так. Может быть, где-то мы что-то пропустили. Но такая практика уже реализована. Если где-то нет – пусть скажут. Порядок наведём. Но брошенных стариков нет.
И потом, знаете, вот я, если бы меня спросили: твоё самое большое достижение? Я часто думаю, а что я сделал за это время? Пусть, думаю, ничего не сделал, а вот скажу словами Петра Петровича Прокоповича, председателя Нацбанка, он же Герой Беларуси. Он говорит, что если бы даже мы ничего не сделали за это время, то нам памятник при жизни надо поставить за спасение села. Любое предприятие промышленное, связь, транспорт, всё это можно сделать. Инвестиции, станки поставил, людей научил – будут работать. Но если только рухнет село – всё, нет страны. И как-то нам повезло или нас Господь так сориентировал, что мы схватились за эту проблему лет 5–7 тому назад. И вот целую пятилетку мы работали по селу.
И будучи на «Дажынках» недавно, я отметил. Вот многие не понимали, когда мы в это ввязались. Вот денег много надо и так далее. Нынешний год, смотрите, Россия выгорела, нет продуктов питания, Украина сгорела, Европу затопило полностью. То есть излишков продуктов питания при полутора миллиардах голодных в мире, согласитесь, нет сегодня. Наоборот, дикий спрос. Цены растут каждые сутки. Картошку у нас никто уже не покупал, мы уже почти её перестали производить. Три года назад заставил вернуться к этой культуре. Сегодня доллар килограмм картошки стоит. Дороже, чем нефть и природный газ. И в основном в Россию мы продаём прямо с полей. Но сдерживаем и на хранение себе оставляем...
Я публично недавно сказал, что мы бы сегодня стояли на коленях с протянутыми руками. Только куда их протягивать? Если тяжело, не хватает нефти и газа – к России, к Венесуэле. А здесь куда? В России нет лишнего, на Украине уже всё покупают, даже сахар у нас. В Европе лишнего тоже нет. Даже сейчас Польшу, Германию затопило – и не могут урожай собрать. К Господу Богу только надо было бы руки протягивать. Вот это пример того, что мы угадали и правильно наметили эту стратегию. Но мы её ещё не до конца реализовали. Через 5 лет я вас приглашаю. Вы нашу страну не узнаете.

Василий Касаткин, газета «Красноярский рабочий»: Как я убедился, модель экономики в Беларуси – она уникальная. Она построена так, что комплексно учитывает развитие отраслей с конкретными тактическими и стратегическими задачами. Нам в России говорят, что рынок и некие моменты плановой экономики не сочетаются, и я понял, что все это, мягко говоря, брехня. Вот какими базовыми инструментами Беларусь создаёт условия инвестиционной привлекательности в стране? И второй вопрос. Есть ли программа по возвращению белорусов на родину? И поддержки, может быть, даже иностранцев, кто хотел бы приехать в Беларусь?
А.Г. Лукашенко: С последнего начну. По поводу возращения белорусов на родину. У нас такого нет. Мы – очень интернациональный народ. И знаете, были годы, когда к нам примерно тысяч 35 человек въезжало. Тысячи полторы выезжало. Сейчас, наверное, поменьше въезжает. Но у нас такого никогда не было, чтобы вот только приехали белорусы. Больше всего, конечно, россиян к нам приезжает. Но почему я об этом говорю? У нас сегодня около 10 миллионов населения. Я считаю, мы запросто могли бы прокормить 30 миллионов. Но вот Григорий Леонидович Кисель сидит сзади, руководитель одного из каналов телевизионных, он говорит: «Александр Григорьевич, 30 – это многовато. Тогда яблоку будет негде упасть. Не говорите 30, пусть будет 20». Я говорю: «Ну ладно, 25». Такой у нас был недавно разговор в лесу, когда дрова рубили. 20 точно в Беларуси на нашу площадь поместится. Говорят, что маленькая Беларусь. Ничего она не маленькая. Это нормальное среднеевропейское государство.
Маленькое в сравнении с Россией или с Америкой, или с Китаем. А так – нормальное государство. Поэтому мы открыты для людей, которые к нам приезжают. И мы не выбираем, чтобы вот это обязательно белорус бы был.
Наше великое достояние – мы самый интернациональный народ в мире. У нас нет национальной розни, религиозной розни, у нас этого нет. И мы это как зеницу ока храним.
Что касается инвестиций. Вы знаете, мы приняли все решения для того, чтобы инвестировали в нашу экономику. Но я не скажу, что уж мы слишком тут преуспели. Ну бытует у нас у некоторых мнение, что вот инвестиции, иностранцы придут, тебе экономику разовьют. Я не придерживаюсь такой точки зрения. Если они и придут – это куча льгот, от них бюджет теряет.
Зарплаты там пониже. Мы, конечно, требуем и с частников тоже, чтобы они придерживались уровня зарплат. Положено вот в этой пятилетке довести средний уровень до 500 долларов – должны в этом участвовать и частники.
У нас нет олигархов. Это у вас средняя хорошая может быть. Когда миллиарды доходов у одних, а копейки у других. У нас это более выравнено. У нас самый бедный и самый богатый – разбежка в 3–5 раз. У вас 27!
То есть это примерно нормальный шведский вариант. Оптимально у немцев, говорят, до 5 раз разрыв. Но если уже 10 и выше – это катастрофа в обществе.
Мы создаем эти условия для инвестиций. Пожалуйста, приезжайте. Но каждый проект мы прорабатываем. У нас дверь не распахнута: кто приехал, что хочет, тот и делает.
У нас безработица меньше процента. Мы считали: в 1,5 раза требуется больше людей, чем безработных.
Я уже подумываю о том (сейчас не озвучиваю в предвыборную кампанию), после выборов, если всё нормально сложится, придётся, как в советские времена, применять меры воздействия, чтобы люди работали. Люди очень болезненно, особенно на селе, реагируют, когда 2–3 разгильдяя ходят, ничего не делают...
Мы, как и в России, наверное, создаём условия для инвестиций, я просто не хочу перечислять, начиная от законодательства и бизнес-климата. Что касается вывоза капитала, так, честно говоря, на моём уровне эту проблему не поднимали.
Значит, наверное, она остро так и не стоит. Ну, может быть, кто-то и вывозит, но это же его деньги, мы же не можем препятствовать. Хотя я не думаю, у нас миллиардеров нет. Миллионеров немного. Ну чего им вывозить эти миллионы? Здесь можно потратить. Что касается модели развития. Скорее всего вам и напишут, и расскажут, а что касается плановой экономики – у нас есть пятилетние прогнозы. Вот буквально через два месяца состоится Всебелорусское народное собрание. Делегаты избираются на него. Мы будем принимать программу на предстоящую пятилетку. Это не столько программа, сколько прогноз. Но каждый год мы её детализируем ежегодными прогнозами. И даже сказал бы, планами. Есть 20 основных плановых показателей: рост ВВП, производительность труда, прибыль и рентабельность, показатели эффективности и так далее. Мы от этого не уходим, это наши ориентиры. Но имейте в виду, хотя говорят, что плановая экономика – анахронизм, ведь это и ответственность. Вот, к примеру, мы запланировали на эту пятилетку среднюю зарплату поднять со ста пятидесяти–двухсот, как было в прошлой пятилетке, до пятисот долларов. Все нормально шло. А тут кризис. И что ты людям объяснишь, что был кризис? Нет, люди всё помнят и спросят: а где 500 долларов? Напрягаемся. Это же не советские времена. Тут оппозиция внутри, и ещё в России подскажут, что он пообещал и не сделал. Поэтому это ответственность. Я считаю, что от этого не надо уходить, это обязывает любое руководство страны, любое правительство.

Анжелика Кириллова, Гостелерадиокомпания «Чувашия»: Инициативные группы начали сбор подписей в поддержку кандидатов в президенты. Ознакомились ли вы со списками инициативных групп и кандидатов? Как вы оцениваете потенциал тех людей, которые сделали первый шаг для участия в президентских выборах?
А.Г. Лукашенко: Ну, во-первых, у меня инициативная группа очень большая. 8 тысяч 400 человек. Самая большая – у либерал-демократов. Это как у вас Жириновский. У него десять с половиной где-то тысяч. У меня – второе место. У остальных поменьше. Но надо не меньше 100 человек. 17 групп осталось. Было 19. Кого-то, наверное, не зарегистрировали, потому что не было инициативных групп – у кого там всего 10 человек. Я смотрел это. Но я не анализировал. Свои списки тогда подписывал, я попросил, чтобы люди были с мест. Сами изъявили желание. Но, конечно же, я не помню и многих людей не знаю из этих 8 тысяч. Что касается списков инициативных групп других, если я правильно вас понял, абсолютно не знаю даже. Абсолютно не знаю этих людей. Мне сейчас не до этого анализа. Вы поймите одну простую вещь. Если я буду очень интересоваться всеми этими процессами и в них влезать, я буду только раскручивать своих оппонентов. Понимаете? Поэтому я не первые выборы так провожу. Я занимаюсь своим делом.
В плане у меня год тому назад или полгода поставлена была эта пресс-конференция. Девятнадцатое повышение размера заработной платы за пятилетку. Да, мне говорят, это перед выборами повышение. Ну извините, это девятнадцатое. В этом году четвёртое. Поэтому не надо меня упрекать. Я работаю спокойно. Я никогда не покупал избирателей. Мне это не надо. Думаю, что и до выборов мы так дойдём спокойно.

Лев Кощеев, газета «Уральский рабочий»: Александр Григорьевич! Вот здесь уже говорили о модели развития, упоминали Германию и Швецию в том числе. Хотелось бы спросить, какая страна является для вас как бы эталоном социально-экономического уклада? И какой политический деятель является пусть не объектом для подражания, но всё-таки в какой-то степени идеалом?
А.Г. Лукашенко: Я часто говорил, сейчас начинаю ревизовать своё мнение, что де Голль в своё время очень много сделал для Франции. Смелый и решительный был человек. И Рузвельт был неплохим. Поэтому я их часто приводил в пример. Сказать Владимир Ильич Ленин или Иосиф Виссарионович Сталин – вроде непопулярно. Хотя я абсолютно не придерживаюсь той точки зрения, как у вас, в официальной России, что Сталин – враг, Ленин – преступник. Нет. Ни в коем случае. Даже вчера на выставке как раз картину выставили: Владимир Ильич Ленин молодой, с молодёжью. Я говорю: «Дай бог нам таких мыслителей, как Ленин, сейчас». Всё-таки это глыба. Изучал, у меня первое образование историческое. Я изучал и Маркса, и Ленина, материалы, документы, труды. Я почти всё собрание сочинений, на истфаке это надо было, Владимира Ильича Ленина прочитал. И это, действительно, был глыба, величина. Ошибок, конечно, было море. Но подождите. Вот мы лет через 30, если доживём, посмотрим, что про наш период скажут в России, в Беларуси. Найдут столько пакостей: и сколько журналистов погибло, какая демократия была, и сколько убили на Северном Кавказе и так далее. Поэтому не надо торопиться. Я с этих уже позиций это всё оцениваю.
Я считаю, что было очень много ошибок. Все наши ошибки Российской империи и России сегодня кроются в том, что мы не умеем относиться по-человечески к своим людям. Это какой-то, понимаете, бросовый материал. У нас что, в годы Великой Отечественной войны кто-то думал о людях, которые миллионами гибли? Да нет. Да, надо было спасти страну. А может быть, надо было бы меньшими жертвами это сделать? А может быть, предвидя что-то? Это тоже очень большой недостаток руководителей тогдашнего времени.
Но ведь сегодня нет таких руководителей, как Сталин. И вот мы, будучи в Крыму, на его верхней даче в Ялте, – ваш президент, глава Украины, я и другие президенты – зашли и посмотрели, где он жил. И разводим руками. Сегодня мы так не живём. Скромность везде, в одной шинели умер, как говорят. И лично был скромным. И для государства немало сделал. Притом я не отрицаю, что куча была ошибок. А вы, россияне, больше это знаете и чувствуете.
С нами ещё Бог был в это время. Хотя и репрессии были, и вывозили, но это не в таком масштабе. Что касается Ленина, извините, как бы то ни было ошибок море было, а когда против нас ощерились все, Гражданская война и империалистическая агрессия, он защитился. И не только потому на нас накатывали и нападали, что большевики пришли к власти. Возьмите Отечественную войну 1812 года. Тогда же большевиков не было. Всегда было так, что на нас пёрли со всех сторон. И тогда при Ленине выстояли. После этих передряг внутренних ещё и государство создали. И это государство явилось предтечей нового государства, выхода в космос и ещё многих достижений.
Было много в истории и хорошего. Только почему-то у нас всегда так бывает: или мы проклинаем Господа и не пускаем людей в церкви, или потом все свечки хватаем, на колени бросаемся и лбом о пол в церкви стучим. У нас всегда вот какие-то крайности. Белорусам это, считаю, не присуще. Если присуще, то меньше всего. Крайностей здесь быть не должно. Не надо долбать наших руководителей, которые сейчас не живут. Что, Мао Цзэдун был лучше в Китае? Но никто не ставит там вопросов о выносе его из Мавзолея. Никто о нём плохого слова не сказал. А ведь и там же миллионы погибли...
Но если бы вы у меня спросили: «А кто он, на которого я молюсь?» Честно скажу, таких нет. Чтобы я молился на какого-то руководителя. Потому что я сам знаю уже сейчас, что это создаётся образ людей, обожествляется уже человек. Не надо нас обожествлять. У нас недостатков больше, чем у вас. Потому что нам приходится принимать огромное количество решений. И не всегда они правильные, и последствия иногда одного решения такие пагубные, что обычный человек за всю жизнь столько не натворит. Поэтому я уже из этого исхожу, посидев в этом кресле.
Раньше я говорил, лет 10–13 тому назад, что мы будем опыт брать Швеции и Германии. Я о них говорил. Ну, знаете, я бы тоже не стал их идеализировать вот спустя много-много времени. Да, средства массовой информации создают определённый образ, и у них есть что-то. Но у них проблем море. Может быть, не меньше, чем у нас. Поэтому нет у меня такой идеальной страны. Когда мы принимаем какое-то решение, мы изучаем массу стран. Массу подходов. Где-то берём лучшее в Великобритании, в Германии, в Швеции, в России очень много. Вот эти ростки и начинаем развивать у себя. Что-то сами выдумываем. Поэтому я тоже не идеализирую ни страну, ни лидеров в разное время этих стран.

Андрей Сафонов, газета «Челябинский рабочий»: Александр Григорьевич! Скажите, пожалуйста, вас, как сильного человека, не тревожит тот факт, что за 16 лет не созрел адекватный политик, который реально, эффективно может побороться с вами за власть? Ведь может сложиться такая ситуация, когда вам придётся уйти по объективным причинам. Например, в силу возраста. А Беларусь вообще останется без сильного лидера. И в связи с этим, какой принцип смены власти вы считаете для своей страны наиболее приемлемым?
А.Г. Лукашенко: Я не знаю, как будет завтра, когда я не буду президентом. Поэтому я не буду тут перед вами рисоваться. Но я вам скажу, как я сейчас это понимаю. Я не хочу оскорбить своих людей, они в меня верили и, наверное, верят. Очень сильно верят. Они меня в 38 лет избрали президентом. Это в Европе вообще непозволительно было, особенно в тот период времени. И я до сих пор не могу найти объяснение, почему меня избрали. У меня не было ни денег, ни людей. 10 человек у меня было. Вот мы ввязались в эту драку, хотя я бывшему премьер-министру (тогда был Кебич, у нас парламентская была республика, он всем заправлял) говорю: «Вячеслав Францевич! Давайте вы будете президентом, а я помоложе, буду у вас вице-президентом. Давайте вдвоем пойдём – у него большинство в парламенте было. Вводите в Конституцию должность вице-президента (тогда мы Конституцию меняли и вводили пост президента) – я пойду с вами». Он говорит: «Это идея». Они выпили, дружки его от этой идеи отвели. Он говорит: «Не хочу». Смотрите сами, тогда я буду баллотироваться кандидатом в президенты. Только приняли Конституцию. И тогда шёл разговор: или с 40 лет разрешить баллотироваться на пост президента или с 35? Все думали о Лукашенко, поскольку я был известным депутатом в то время. В парламенте уже всё шло к тому, чтобы сделать 40 лет. И я никогда бы не стал президентом. Но в последний момент, когда поставили на голосование вопрос: 35 или 40 – проголосовали за 35...
Меня избрали. Я пришёл утром на работу. В президентское кресло сел. Полки пустые, цены сдерживали, всё вывезли в Россию, в Польшу. Потому что у нас низкие цены были. Ни хлеба, ничего нет. За сутки в 18 раз подорожал хлеб. Отпустили цену. В 18 раз!
Приезжаю на завод «Горизонт», женщины вокруг собрались и плачут. Говорят, хотя бы 20 долларов зарплату нам. Нечем детей кормить. Они плачут. И я с ними плачу. Есть эти фотографии, кадры.
Я с ума сходил. Сутками сходил с ума. А тут ещё бегут эти так называемые помощники, кто пришёл ко мне работать. И эта дикая информация: ай, ай, то не так, это не так. Тут надо правительство формировать, решения принимать. В общем-то, навыков не было. Но я знал в принципе как это делать. И я пошёл снизу, от людей. Я к людям. Каждый день к людям. Они что-то подсказывали. Я их просил: «Ну потерпите!» А тут же у нас СМИ? Вот этот Шеремет, который у вас сегодня болтается в Москве и клевещет на страну, – ну от него жизни вообще тут не было. Ему платили деньги западники. Много таких было. Ну раздрай полный был. Конечно, меня не воспринимали. Колхозник пришёл. Колхозник и всё, бей его. Только простой народ меня как-то поддерживал. И вот эта величайшая ответственность перед простыми людьми, она у меня сохранилась и сейчас.
Я категорически не хочу оскорбить свой народ и не дать им право выбора. Поэтому забудьте эти разговоры о том, что я готовлю своих сыновей или там старшего сына как наследника... Никакого наследства. По наследству власть никто передавать не будет. Я ещё раз говорю. Я вам говорю так, как я сегодня это понимаю. Я вам говорю честно и искренне. Я не хочу, чтобы мои дети были в Беларуси президентами. Не хочу. Я наелся, и моим детям из-за меня хватило этого президентства.
Я это воспринимаю как работу, жуткую, напряжённую, работу. Да, конечно, я же человек, я горжусь тем, что я Президент. Я горжусь, что именно меня избрали Президентом. Но это малое из того, что приходится делать. Я как к нормальной работе отношусь. И это очень тяжёлая работа. Поэтому не надо на это смотреть, как на что-то великое. Обязательно надо схватить и по наследству передать. Я к этому так не отношусь. Я единственное мечтаю о том, чтобы, когда я уйду, над моими детьми никто не издевался. Понимаете?
Все сегодня хорошие, все тебе красиво песни поют. А потом будут палками забрасывать. Вот я не хочу, чтобы не меня, ладно, я уже прожил что-то, чтобы над моими детьми никто не издевался. Особенно над этим малышом. А это может быть. Я вижу, как сейчас в России. Что он сделал для российского руководства плохого? И Медведев его знает, и Путин его знает, и здоровались. И Путин ему пистолет даже боевой подарил. Кстати, на учение приезжал, он ему показывал этот пистолет. Ну что уж такого он плохого сделал, что его начали долбать. Ну родился он, какое кому дело? Это мой сын... Я бы мог его спрятать, как у вас умеют это делать, но я не хочу это делать. Дети – это от Бога. Поэтому единственное: я хочу, чтобы моих детей потом не трогали, чтобы они жили спокойно, работали, чтобы их не упрекали за отца. Вот такая у нас политика, если можно сказать, в семье. Не нахожу только ответа, когда мне задают вопрос: вот тебя не будет завтра, где нам жить? Из Дроздов нас выселят. Так вот я хочу, чтобы по-человечески, если вдруг меня не станет, чтобы к детям нормально относились.
А право выбора за народом мы сохраним. В конце концов если уж я нормально буду уходить, то мы найдём Прокоповича, Семашко, Петрова, Сидорова. Таких людей у нас немало, и я могу за них слово замолвить: если вы мне верите, поддержите этого человека. Я так сегодня думаю, может, моё мнение поменяется. Но запомните то, что я вам скажу. Президентами не становятся, президентами рождаются. Вы можете критиковать Ельцина сколь угодно, но по рождению, по природе – это был президент России. У него это было от природы.
Сергей Дик, «Русская служба новостей»: Александр Григорьевич, хотелось бы продолжить тему отставки столичного мэра. Каким вы видите политическое будущее Юрия Лужкова? Как вы оцениваете перспективы возбуждения уголовного дела в отношении его либо его жены? Появились предположения, что Юрий Лужков может начать свою работу в Беларуси. Как вы считаете, возможна его здесь политическая карьера? Если да, готовы ли вы предложить ему какой-либо пост здесь, в правительстве?
А.Г. Лукашенко: Вы знаете, если Юрий Михайлович что-то у меня попросит и я буду в состоянии для него что-то сделать, я обязательно сделаю. Не потому, что он мой друг. Он для Беларуси сделал очень много. Простите за нескромность, я мужик настоящий. Я друзей никогда не бросаю. И не только друзей. Если брать Бакиева, мы вместе работали. Никакой другой причины в этом нет. Мы вместе работали, вместе ужинали, вместе обедали, ну понемножку кто-то где-то, может быть, и выпивал. И бросать людей ни в коем случае нельзя, ибо будешь брошен сам. Всё это вернётся. А Юрий Михайлович не только мой друг. Он много сделал для страны. Я не думаю, что он у меня работу попросит. Не думаю, что он пойдёт на какую-то государственную работу... Что касается его отставки, я уже тоже об этом сказал. И формулу вот сейчас сказал: как ты к людям, так и они к тебе.
Что значит не доверяю?
Я думаю, нельзя увольнять по таким основаниям – первое. Второе – уважение к человеку. У него в будущем году, по-моему, заканчивается срок. Так? Что, невтерпёж было? Это я говорю как президент. Невтерпёж? Да и мне не нравится в правительстве кто-то. Сегодня взять и повыгонять? А семья у него, а дети, а друзья? Пройдут выборы. Правительство уйдёт в отставку по Конституции. Не хочешь ты, чтобы работал этот министр в новом правительстве, ты его не назначай. Но это будет порядочно. Согласитесь, всё же мы люди. Так и здесь. Подожди немного. Через 2–3 месяца он сам не пойдёт на новый срок. Лужков не пошёл бы по пути назначения принципиально. Это я знаю. Точно. Он доработал бы срок и ушёл. Но это дело президента... Я говорю, как бы поступил я.
Везде надо исходить из человеческих позиций. И я не против буду, если и Елена придёт с деньгами и тут устроится на работу. Совсем не против. Мы дадим ей большой фронт работ. Пусть живёт и работает. Мы приветствуем таких людей... Что касается уголовных дел. Если это произойдёт, то всем же понятно, почему будет это инициировано. Не потому что у Лены там 2,5 миллиарда долларов. Некоторые в Великобритании сидят, и у них по 30 миллиардов. И ничего. Никто уголовных дел не возбуждает. Приезжают спокойно, покупают там клубы. Одинаковое должно быть отношение. И я уверен, что для власти, если она будет инициировать уголовные дела против Лужкова, это высочайшая степень падения. Ну может быть, я чего-то не знаю? Может, там действительно во вред России что-то происходило? Ну так Юрий Михайлович всегда говорил так, что есть закон и есть суд. Суд разберётся. Иначе быть не должно...

Леонид Моргач, газета «Брянский рабочий»: Александр Григорьевич, знаете, если бы я от своего, российского, президента услышал хотя бы десятую долю той боли, которая звучала у вас о России, я бы пошёл за тем президентом в огонь и в воду.
Сегодня я с удовольствием признаюсь: сколько лет прошло, а я по-прежнему вижу в вас эту боль за Россию. Спасибо вам за это. Спасибо от всех нас за то, что вы нас собираете. Надеюсь на то, что вы ещё отметите за хорошую организацию и ваших работников пресс-центра и посольства. Спасибо вам огромное. (Аплодисменты.)
А.Г. Лукашенко: Я понял, что надо мне уже заканчивать. То, что вы сказали, это дорогого стоит. Знаете почему? Потому, что такие заявления – от души. Таких людей в России миллионы. Они не дают возможности мне и другим делать плохо для России.
У нас говорят: «Кинь вперёд – сзади найдёшь». Или наоборот? Ты к человеку с добром – и у него не будет возможности сделать тебе зло. Я вот придерживаюсь этого богословского, славянского нашего принципа. Вы не переживайте. Я не смогу, если бы даже захотел, поменять свою политику. Не смогу. Это смерти подобно...
Неважно, как там сегодня это интерпретируется людьми, которые временные. Мы временные – Медведев, Путин, я. Мы временные. Мы приходим и уходим. Народы остаются. И нам ни в коем случае не надо сделать так, чтобы потом невозможно было все бреши заделать. Ни в коем случае...
Я чувствую в подтексте вашу боль за то, что происходит. За нас не переживайте. Вы здесь, рядом. Вы – наши люди. А в Беларуси... Как бы ни было нам сложно, трудно, мы, сжав зубы, будем терпеть. И надеяться на то, что мы будем монолитны и едины. В этом вы можете быть уверены.
Спасибо вам.

(Стенограмма пресс-конференции публикуется с незначительными сокращениями.)

www.sovross.ru