Из комментариев к обращению академиков РАН
«ЯДЕРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ НЕ ТРЕБУЮТ ВЕРЫ»
на сайте газеты «Советская Россия» (www/sovross.ru)
…Пару слов об истории.
В 1939 году появилась статья Л. Майера и О. Фриша, объяснившая опыты О. Гана и Ф. Штассмана о делении ядер урана при бомбардировке их нейтронами. Следует отметить, что эту проблему К.А. Петржак ещё в 1932 году обсуждал с Иоффе в Ленинграде, а в 1936 году в физическом институте в Харькове были получены первые экспериментальные результаты по этому вопросу. После этого Харитон занялся изучением разветвленной цепной реакции деления урана в реакторе и предложил тяжёлую воду и графит в качестве замедлителей нейтронов.
Харитон Юлий Борисович в 1925 году окончил физико-технический институт и остался работать у Н.Н. Семёнова, изучая взаимодействие молекул с твёрдым телом. В 1926 году доказал существование цепной химической реакции при окислении фосфора. В этом же году был командирован в Англию в Кевендишскую лабораторию. Тогда уже на Западе поняли уровень подготовки советских учёных и брали их к себе на стажировку, и не только одного Харитона, который, возвратившись, занялся теорией взрыва.
В 1940 году образовывается «Урановая комиссия» АН СССР, и Харитон становится одним из её членов. В 1941 году, совместно с Зельдовичем, рассчитывает критическую массу урана-235, что являлось основополагающим для создания атомной бомбы. В 1943 году Курчатов организует свою лабораторию № 2 и с тех пор Харитон работает в ней по совместительству. В 1946 году он переводится в эту лабораторию и направляется в Сарово в качестве главного конструктора, где и родилась наша первая атомная бомба.
Первым конструктором нашей бомбы являлся Турбинер Виктор Александрович. В 1945 году, ещё до образования арзамасского КБ-11, Курчатов уже задумался о конструктивном воплощении бомбы и пригласил для этого Турбинера, который был опытным конструктором по дизельным установкам на Кировском заводе в Ленинграде. Когда образовали в Сорово КБ-11, он занял там должность начальника конструкторского сектора, в составе которого было два отдела. Один отдел разрабатывал конструкцию самого заряда, а второй отдел разрабатывал конструкцию уже всей бомбы совместно с зарядом. Сам Турбинер разрабатывал общие компоновки того и другого. Конструкцию заряда, собственно самого «страха», разрабатывал у Турбинера отдел во главе с Терлецким Николаем Александровичем.
Малоприятный случай произошёл с нашей первой бомбой при испытаниях на Семипалатинском полигоне. При монтаже бомбы кто-то уронил одну из деталей плутониевого заряда, и на ней образовалась небольшая вмятина. Поднялась небольшая паника. Немедленного взрыва никто не ожидал, конечно, но у физиков возникло сомнение в том, что неизвестно, как повлияет эта вмятина на сам процесс взрыва.
Зельдович разработал методику расчёта и, проведя его, показал, что вмятина на процесс цепной реакции не повлияет. Расчёт расчётом, а что же может произойти на самом деле, никто не знал.
Это был вопрос для всех с большим восклицательным знаком. Курчатов долго раздумывал, разобравшись в расчёте, и всё-таки сам, единолично, принял решение — взрывать и никто не посмел оспорить его решение. Как известно, всё прошло нормально.
Чтобы закончить о нашей первой бомбе, следует остановиться ещё на одном немаловажном вопросе. Когда Турбинер прочёл, о том, что мы первую нашу бомбу скопировали по украденной американской бомбе, он крайне возмущался. Когда он разрабатывал нашу, то никакой американской бомбы он не видел. До всего доходил сам, своим умом, понимая, что нужно обеспечить для физики протекание процесса, и что было нужно сделать в бомбе для управления зарядом.
Много позже Харитон всё-таки подтвердил, что наша разведка доставила таки чертежи общего вида американского «Толстяка». У нас к тому времени было разработано несколько схем технической организации протекания цепной реакции в бомбе, в том числе и та, которая была применена и в американской. Наши схемы были более эффективные, но, увидев, что американцы использовали одну из таких же схем, разработанных и у нас, мы выбрали также эту схему, которая уже была опробована у них, и мы воспользовались, по сути, только итоговым результатом испытаний. Мы торопились осуществить свой взрыв, и у нас не было времени для исследований всех наших схем с целью выбора наиболее оптимальной. Впоследствии работы пошли по тем нашим ранее разработанным схемам, к которым добавилось ещё немало других.
Существует мнение, что наша первая бомба оказалась очень похожей на американскую, и это подтверждает то, что наша скопирована с американской. По этому поводу следует сказать следующее. Схожесть технических решений и внешнего вида изделия определяется конструктивной необходимостью обеспечения требуемых условий для работы заряда. Это верно для любого технического изделия, если при их разработке разными людьми принимаются одни и те же исходные положения и требования. Разработанные технические решения при одних и тех же исходных условиях не очень будут различаться у разных конструкторов. Турбинеру, очевидно, специально не давали знакомиться с американской бомбой, чтобы он самостоятельно решал свои конструкторские задачи, а высшее руководство, сличая их с американскими принципиальными решениями, делало суждение о работе Турбинера. Да и потом, имея общий чертёж изделия, имеющиеся в нём детали всё равно не разобрать, а до них необходимо было доходить самим. Поэтому очень правильно сделали, что Турбинера пустили в самостоятельное плавание без американских подсказок. Ими воспользовались высшие руководители при выборе схемы первой бомбы.
По поводу копирования технических решений.
Америанскую «Летающую крепость» В-29 туполевцы смогли скопировать, в свой Ту-4. Когда Сталин спросил Туполева – сможем ли мы скопировать? Туполев ответил, что скопировать на бумаге мы сможем, а для того, чтобы изготовить такой самолёт, нужно создать несколько отраслей промышленности.
На это Сталин ответил – значит, будем создавать эти промышленности. И они были созданы. А вот немцы так и не смогли скопировать наш знаменитый танк Т-34. Вот вам и результат соревновательности не только в политике, и наши инженеры в советское время были не менее квалифицированными.
Когда у нас создавались первые структурные блоки «Заря» и «Звезда» для летающей и поныне американской международной космической станции, то при обсуждении технического задания на них, американцам приходилось против нашего одного специалиста садить трёх американских специалистов, потому, что кругозор у наших специалистов гораздо шире. Так, что не нужно посыпать голову пеплом.
esk
http://www.sovross.ru/
