ОБЪЯСНИМСЯ БЕЗ МАТЕРЩИНЫ?
Продолжается спор: следует ли запрещать публичную матерщину или всё-таки «загибать» напропалую — со сцен, в аудиториях, с телеэкранов? В либеральных кругах о «цензуре» однозначно говорят как о чём-то позорном и недопустимом, почти преступном. Тоталитаризм, да и только! Эти слова — что «тоталитаризм», что «цензура» — для них как пугала. Современные органы власти тоже вроде бы отказываются от этого понятия и не берут на себя роль цензуры, но вот в последние годы пытаются запрещать то, что противоречит «традиционной морали». В том числе и публичный мат.
Итак, минувшим летом Госдума внесла изменения в закон «О государственном языке Российской Федерации». В старой редакции третьей статьи закона говорилось, что использование ненормативной лексики в исключительных случаях допускается. Например, разрешалось использовать мат, если он являлся неотъемлемой частью художественного замысла. А на практике это означало наплыв нецензурщины по всем фронтам. В новой редакции закона никаких исключений нет — и мастера «художественного мата» всполошились.
КУЛЬТУРА НАЧИНАЕТСЯ с запретов. В последние же два с лишним десятилетия мы видим, как, отбрасывая буквально все запреты, общество всё больше оскотинивается. «Раскрепощение» блудного языка — один из симптомов этой болезни.
От частого употребления — обыденного и взвинченного — мат становится прямо-таки всеохватным. Его так много повсюду! Достаточно присоединиться к любой стайке школьников, даже школьниц, не говоря уж о студентах, — и вы убедитесь, что употребляют они «трёхэтажную лексику» между делом, просто для связки слов.
Вслед за молодыми «раскрепостились» и многие из старшего поколения — те, кто раньше прибегал к таким словам лишь в особых случаях, в тесных компаниях. Тогда мат знал своё место, сегодня же он стал не чем-то вроде острой приправы, а эрзац-хлебом. Народу скармливают отраву!
Сегодня уже не получится установить, стали бы люди реже засорять речь матерщиной, если бы продолжались традиции советской цензуры. То есть если бы мата все эти 25 лет не было в прессе, в книгах, на экранах. Или наоборот — это улица так властно повлияла на писателей, деятелей шоу-бизнеса и прочих видов искусства. Особенно отличились юмористические шоу и многие театры. А люди воспринимают публичную матерщину на сцене и в прессе как знак легализации.
И вот — запрет. Как прореагировали на него «заинтересованные лица»? Знаменитый худрук театра «Сатирикон» Константин Райкин — с возмущением. Он считает, что без мата невозможно поставить ни одну современную пьесу! И об этом он заявил на вполне официальном форуме как эксперт.
Грустновато, если актёр и режиссёр прав. Пожалуй, для современной драматургии это приговор. Вспомним: отец Константина Аркадьевича — народный артист СССР Аркадий Исаакович Райкин десятилетиями, под хохот публики, перевоплощался в пьяниц и дебоширов, в жуликов и невежественных держиморд. Однажды он изобразил актёра, который, помогая пожилой учительнице, на время превратился в развязного забулдыгу. Среди зрителей того Райкина можно было встретить и члена правительства, и, скажем, недавнего уголовника, ему рукоплескал весь советский народ. И никто не ловил любимого артиста на фальши, его шутки врастали в фольклор. А ведь ни разу Аркадий Райкин не воспользовался «грязно-весёлыми» словами! Находил ходы, намёки, фигуры умолчания. Получалось и многозначительнее, и смешнее.
Сегодня в ходу другие методы: нам предлагают сырое мясо, которое немногие желудки переварят. Для саморекламы эти деятели считают себя наследниками традиций великого русского театра, но только слепой не замечает, что нынешнее искусство переживает эпоху упадка.
Против новой редакции закона выступил и Никита Михалков, в последних фильмах которого ругань звучала в неотредактированном виде. Режиссёр объясняет: «Есть отвратительный мат, когда на нём разговаривают в электричке, но есть мат как средство выражения крайнего состояния человека — боль, война, атака, смерть, и это оправдано ситуацией. Я считаю, что это вещи, которые надо будет оговаривать в каждом конкретном случае».
Никита Михалков, как и Райкин, — представитель династии. Его отец, напомню, прославился не только как детский поэт. Сергей Владимирович Михалков сочинял басни, сатирические комедии, и ему тоже удавалось изображать самых ушлых пройдох без нецензурщины. Слушая оговорки Никиты Михалкова, думаешь: но разве не существует в искусстве приёмов переплавки реальности, разве нельзя средствами кинематографа показать отточие, прикровенность? Ведь даже самая, казалось бы, отталкивающая физиологическая правда не раз переносилась на экран без помощи трёх-четырёх запретных слов. А залихватский мат не помог режиссёру в недавних фильмах о войне преодолеть фальшь сценария. Брань звучит трёхэтажная, а впечатление всё равно как от чего-то искусственного, надуманного.
И ТУТ НЕ ОТДЕЛАТЬСЯ от вопроса: что же всё-таки случилось с нами в девяностые годы? И даже ещё раньше — в годы горбачёвской «перестройки», когда «матерная» литература входила в моду. А уже к осени 1991-го, когда группа Гайдара затевала свою гибельную «реформу», резко обесценились все общественные, коллективистские ценности. Государство, культура, школа, язык — всё, что связано с содружеством людей, с общинным началом! Изменившаяся ситуация принуждала людей спасаться поодиночке. Навязывалась тактика одичания: если город горит — спасайте свой дом, свою семью, а будущее страны, промышленности, завода, социализма — да гори всё синим пламенем. Этика джунглей, скоростная деградация. Все приличия отпали, поскольку были выданы за советский атавизм. Во главу угла поставлено одно: «Я хочу!» Именно «Я» стало первой буквой в алфавите. «И кто посмеет мне перечить, если я хочу материться?!» — такой агрессивный стиль жизни не знал преград. Тогда же, осенью 1991-го, впервые по Центральному телевидению открыто прозвучала площадная брань. Помню, на каком-то концерте вышел на эстраду джентльмен в женских колготках и жеманно запел: «Помоги мне сделать аборт». Так нам навязывали сценарий деградации. Пропагандировали его.
И вот государство как будто намерено ограничить употребление нецензурных выражений. Означает ли это, что Россия возвращается к здравому смыслу? Увы, поводов для оптимизма немного. Слишком различны интересы верхушки и народа, слишком сильно всё расшаталось за последние годы. И слишком привыкли люди к имитации выздоровления, к показухе, к притворной «народности», которая при Путине сменила откровенную бесовщину девяностых.
Во многом, наверное, это вынужденный и показной манёвр — на публику. Нужно помнить, что у нынешней власти нет иной стратегии, кроме сохранения власти, в том числе и через сохранение популярности. Поэтому из главы государства лепят образ государственника, мудрого хранителя традиций, этакого бескомпромиссного героя. А без телевизионной декорации от власти осталось бы пустое место.
И всё-таки государственная машина начинает ползти в сторону здравого смысла. А сторонники индивидуалистической вольницы этому сопротивляются! Но ведь возрождение нашей страны невозможно без стремления к моральной чистоте, как ни банально это звучит. Мы знаем, что противники прицельно бьют по этой позиции. У них имеется своё средство: каждого, кого не устраивает порнография (в том числе и языковая), обвиняют в ханжестве. Сильный аргумент! Ханжа — это лицемер, прикрывающий высокими словами свои низкие намерения. Поборники языковой грязи просто не понимают, что можно искренне выстраивать жизнь на основе здравого самоограничения и воспитания. И только такая система устойчива. А великое, безмерное «раскрепощение», в пропаганду которого уже вложены миллиарды, ведёт к распаду. Это — самоистребление личности и общества!
Зачем нужна современным инженерам человеческих душ матерная брань? Они, конечно, объясняют это стремлением к реализму, к социальной остроте, к точному отражению бытовой реальности. Мол, если в жизни есть место мату, надо ли прятаться от него на сцене, в кино, в прозе и поэзии?.. Но всё-таки это лукавство. Если мы приглядимся к самым громким «матерным» книгам, спектаклям, юмористическим шоу и радиопередачам, то заметим, что от «свинцовой реальности» они далеки. Не чернозёмную правду они ищут, а лёгкий успех. Эпатаж — надёжный приём для привлечения всеобщего внимания, для скандальной популярности. Это, как правило, кокетливый богемный мат — фальшивый до оторопи.
За аргументами против грязи стоит обратиться и к великой литературе. В романах Шолохова, к примеру, запечатлена страшная правда, многие страницы «Тихого Дона» и «Поднятой целины» не только реалистичны, но в чём-то даже натуралистичны. Но автор обходился без матерщины, как и поэты Великой Отечественной. А стал ли Твардовский менее «народен» от того, что преподносил крепкие словечки только в завуалированном виде?
ЗАПОМНИЛОСЬ, как в одной из телепередач «Суд времени» Леонид Млечин, выступавший (с неизменными фиаско!) в качестве прокурора советской эпохи, скептически усмехнулся в ответ на чей-то горестный рассказ о том, что в антисоветской России материться стали во весь голос и взрослые, и дети. Повсюду, через слово, без тени смущения. Млечин развёл руками: «А что, разве раньше было иначе? Да я у нас во дворе ещё ребёнком такие слова слыхал… Рабочий район, хмельные вечера получек…» Лукавит Леонид Михайлович, лукавит! Конечно, он мог услышать во дворе непарламентские выражения. И пьяные компании по выходным и — два раза в месяц — после зарплаты бывали. Но замечу, что в нынешнее время люди вполне трудового возраста бывают пьяны в стельку в будние дни, причём уже с утра, причём, подозреваю, со вчерашнего. И таких неприкаянных, не облагороженных трудом мужчин, которым, однако, хватает на водку, теперь уже сотни тысяч!
Много лет мы живём в больном обществе, и жизнь всё заметнее приучает людей к грязи. Уголовщину превратили в норму — это проявляется и в большой политике, и в уличной перебранке. Тут всё взаимосвязано. Разрушена прочная система «гостов» в промышленности — и в не менее плачевном положении оказалась нравственная оснастка общества. Помнится, советского человека язвительно критиковали за «комплексы», упрекали в «железобетонности». А ведь раздражала противников наша сила! Это не означает, что прежние поколения были безгрешными. Тут — как в случае с аргументами Млечина. Грязь проявлялась и в те времена, но господствовала всё же разумная иерархия ценностей.
Да, высмеивать целомудренность легко. Куда труднее её восстановить, когда всё запачкано. Прислушаемся к музыке, которая в нынешнее время владеет умами — молодыми и не очень. Ведь это индустрия, калечащая души. Основной тон новых песен — почти явная уголовщина. И как лейтмотив вседозволенности и развала — трёхэтажный мат, стоящий над страной. Позорная картина самоуничтожения народа, который провоцируют премудрые «технологи». Сумеем ли остановить эту болезнь?
21 ноября 2014 года
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ.
http://gazeta-pravda.ru/index.php/nomera-gazet/item/2798-объяснимся-без-матерщины
