Главная > СССР > «…ОН ОСТАНОВИЛ ХАОТИЧЕСКИЙ РАСПАД РОССИИ»

«…ОН ОСТАНОВИЛ ХАОТИЧЕСКИЙ РАСПАД РОССИИ»


17-02-2010, 13:24. Разместил: ZLN
«…ОН ОСТАНОВИЛ ХАОТИЧЕСКИЙ РАСПАД РОССИИ»

Известно, что одним из любимых литературных персонажей В.И. Ленина был образ «нового человека» Рахметова из романа Чернышевского «Что делать?» Вот как он охарактеризован у автора: «Схематичен, аскетичен, суховат, но он знает себе цену, знает, что надо делать». Очень похоже на облик самого Владимира Ильича в его молодые годы, каким он предстаёт, в частности, в воспоминаниях А. Потресова — в эмигрантские годы соратника, а впоследствии оппонента Ленина:

«...Я написал молодой и запнулся. Да, конечно, Ленину только что минуло 25 лет, когда я его увидел в первый раз, но он был молод только по паспорту. На глаз же ему можно было дать не меньше сорока—тридцати пяти лет. Поблекшее лицо, лысина во всю голову, оставляющая лишь скудную растительность на висках, редкая рыжеватая бородка, хитро и немного исподлобья поглядывающие на собеседника глаза, немолодой сиплый голос... Настоящий типичный торговец средних лет, и, во всяком случае, ничего от «радикала»-интеллигента, каких так много устремилось в рабочую среду...»

Особенный интерес представляют высказывания противника Ленина в политической борьбе, например, лидера эсеров В.М. Чернова (1924 г.):

«Ленин был большой человек. Он не только был самой крупной фигурой возглавляемого им движения. Он был и главою движения, его волей, я сказал бы, даже его сердцем... Его волевой темперамент был как стальная пружина, которая тем сильнее «отдаёт», чем сильнее на неё нажимают... В этой необыкновенной целостности натуры заключается и в значительной доле секрет умения Ленина импонировать своим сторонникам... Он был большим мастером в оценке наличной политической ситуации, великолепно ориентирующимся в ней, и проявлял большое политическое чутьё в предвидении её ближайших политических последствий. Я думаю, что в лице Ленина сошёл в могилу самый крупный характер из выдвинутых русской революцией».

Вспоминает Л. Троцкий: «В те первые свидания, а ещё более после июльских дней (1917 года) Ленин производил впечатление высшей сосредоточенности, страшной внутренней собранности — под покровом спокойствия и «прозаической» простоты. Большевизм представлялся «ничтожной кучкой». Партия сама ещё не сознавала своей завтрашней силы. И в то же время Ленин уверенно вел её к величайшей победе». Отнюдь не склонный к самобичеванию Троцкий признавался: «Сколько раз я был против Ильича и всегда оказывался не правым».

О сложности характера Владимира Ильича пишет А.М. Горький: «Я знаю Ленина, когда он играл в карты в «тетку», любил игру и хохотал так, как умеет он один. В эти моменты не было у него ничего такого, чему мог бы удивляться весь мир. Ничего: такой простой, такой милый, такой душевный, обычный простой русский человек, как каждый из нас. И вдруг мы видим такую фигуру, глядя на которую, уверяю вас, хотя я не трусливого десятка, но мне становилось жутко. Делается страшно от вида этого великого человека, который на нашей планете вертит рычагом истории так, как ему хочется».

С этой характеристикой перекликаются впечатления крупного ученого и общественного деятеля Бертрана Рассела от личного общения с Лениным, изложенные в его работе «Практика и история большевизма».

«Вскоре после моего прибытия в Москву,— пишет он,— я имел часовую беседу с Лениным на английском языке, которым он прекрасно владеет. Обстановка кабинета Ленина очень проста: в нём большой рабочий стол, несколько карт на стенах, два книжных шкафа и одно удобное кресло для посетителей в дополнение к двум или трём жёстким стульям. Очевидно, что он не испытывал любви к роскоши и даже к комфорту. Он очень доброжелателен и держится с видимой простотой, без малейшего намёка на высокомерие. При встрече с ним, не зная, кто он, трудно догадаться, что он наделён огромной властью или вообще в каком-то смысле является знаменитым. Мне никогда не приходилось встречать выдающейся личности, столь лишенной чувства собственной значимости. Он пристально смотрит на своих посетителей, прищурив один глаз, что, кажется, усиливает проницательную силу другого глаза. Он много смеётся, поначалу его смех кажется дружелюбным и весёлым, но постепенно мне стало как-то не по себе. Ленин спокоен и властен, он чужд всякого страха и совершенно лишён какого-либо своекорыстия, он олицетворение теории. Чувствуется, что материалистическое понимание истории вошло в его плоть и кровь. Он напоминает профессора желанием сделать свою теорию понятной и яростью по отношению к тем, кто не понимает её или не согласен с ней, а также своей склонностью к разъяснениям. У меня сложилось впечатление, что он презирает очень многих людей и в интеллектуальном отношении является аристократом».

Иначе воспринимает Ленина близко знавший его Луначарский. Он пишет: «Ленин — материалист, человек-практик, человек без иллюзий, человек в практической борьбе жестокий, не останавливающийся ни перед чем, человек хитрый, великолепно понимающий всякие выпады и шахматные ходы, которые против него может сделать противник, и хорошо отвечающий со своей стороны, — это большая сила, сила огромная, практически непосредственная, в самой гуще жизни стоящая.

Между тем кто знал Ленина ближе, тот должен сказать, что редко когда земля носила на себе такого идеалиста. О своём идеале, о своей слепой вере в человека Владимир Ильич никогда не говорит и не любит, когда говорят другие.

Чего Ленин добивается — честолюбия, властолюбия? Мы знаем, что в нём этого нет. Он не думает о себе никогда. Это — человек; это — вождь. Откуда этот полёт энергии? Почему эта суровая расправа с врагами? Только потому, что это нужно для реализации высоких идеалов. Это даёт источник всем силам, которые благословляют одни и с которыми борются другие».

Луначарский отмечает, что Ленин жесток. И некоторые, ухватившись за это слово, пытаются представить его извергом. Но Ленин жесток поневоле. Это — жестокость классовой борьбы. Своё отношение к террору в период Гражданской войны Ленин не таил: «И террор, и ЧК — вещь абсолютно необходимая». Кроме того, он пояснял: «Нас всегда обвиняли в терроризме. Это ходячее обвинение, которое не сходит со страниц печати... Мы говорим: нам террор был навязан... Террор навязан нам терроризмом Антанты, террором всемирно-могущественного капитализма, который душит и осуждает на голодную смерть рабочих и крестьян за то, что они борются за свободу своей страны... Каждый рабочий и крестьянин знает, а если не знает, то ощущает инстинктом и видит, что это — война, которая ведётся во имя защиты от эксплуататоров, война, которая налагает больше всего жертв на рабочих и крестьян, но не останавливается ни перед чем, чтобы возложить эти жертвы и на другие классы».

А вот снова А.М. Горький: «Мне часто приходилось говорить с Лениным о жестокости революционной тактики и быта.

— Чего вы хотите? — удивлённо и гневно спрашивал он. — Возможна ли гуманность в такой небывало свирепой драке? Где тут место мягкосердечию и великодушию? Нас блокирует Европа, мы лишены ожидавшейся помощи европейского пролетариата, на нас со всех сторон медведем лезет контрреволюция, а мы — что же? Не должны, не вправе бороться, сопротивляться? Ну, извините, мы не дурачки! Мы знаем: то, чего мы хотим, никто не может сделать, кроме нас. Неужели вы допускаете, что, если бы я был убеждён в противном, я сидел бы здесь?»

Ленин признавал, что у него бывали просчёты как в стратегии, так и в тактике, но в конечном итоге он оказывался правым. А прав он был потому, что, как пишет К. Каутский, «он был колоссальной фигурой, каких мало в мировой истории... Он понял значение вооружённой силы в политике и умел самым беспощадным образом применять её в решительных случаях».

1918 год был жестоким испытанием как для партии, так и для народа. Это — год военного коммунизма. Вот как характеризует это время и деятельность Ленина в этот период Н.А. Бердяев:

«В 1918 году, когда России грозили хаос и анархия, в речах своих Ленин делает нечеловеческие усилия дисциплинировать русский народ и самих коммунистов. Он призывает к элементарным вещам, к труду, к дисциплине, к ответственности, к знанию и к учению, к положительному строительству, а не к одному разрушению, он громит революционное фразёрство, обличает анархические наклонности, он совершает настоящие заклинания над бездной. И он остановил хаотический распад России».

Классик английской литературы, познакомившийся с Лениным сразу после Октябрьской революции, Артур Ленсон записал в своём дневнике: « Это первый великий руководитель, полностью отрицающий значение своей личности. Он совершенно лишён какого-либо личного тщеславия и, более того, как марксист верит в движение масс, которые с ним или без него будут упорно идти вперёд. Он не считает, что во власти одного человека совершить или предотвратить революцию, и поэтому испытывает такое полное чувство внутренней свободы, какого не испытывает ни один великий человек».

А завершить хочу беспристрастной оценкой деятельности Ленина, данной в 1993 году в 4-м томе «Оксфордской иллюстрированной энциклопедии всемирной истории»:

«Взгляды Ленина и его характер оказали глубокое влияние на ту форму, которую приняла революция; он показал пример аскетизма в личной жизни и беспристрастность в политике, который долго оставался эталоном поведения для членов партии. Ленин был, быть может, величайшим революционером всех времён, и последующие коммунистические лидеры продолжали обращаться к его трудам в поисках вдохновения».

Борис ДУБРОВИНСКИЙ.
Кандидат юридических наук, инвалид Великой Отечественной войны.

«Правда» № 15, 12-15.02.2010 г.

Вернуться назад